Первый штурм провалился, как и второй. Среди солдат началась какая-то непонятная эпидемия — чем ближе они подступали к стенам замка, тем сильнее овладевало ими безумие, невесть что им мерещилось. В общем, вместо того, чтобы лезть на никем видимым не охраняемые стены, Вольные топоры либо падали, закрывая голову руками, либо в слепой ярости бросались друг на друга. Лекарство было только одно — срочно отступать, вытаскивать за шиворот из погреба белого от испуга местного священника и служить молебен Единому во здравие болящих и страждущих. И не важно, что почти все бравые вояки были приверженцами Симаргла.
Два дня Шег и оба ротных командира думали, совещались, сопоставляли факты. Во-первых, безумие не трогало тех, кто оставался в лагере. Во-вторых, оно было бессильно против нескольких человек, побывавших на стенах замка оба раза. Что-то же их уберегло, и видавший многое в своей жизни Шег, хорошо помнивший историю ронерской принцессы, предположил наличие у счастливчиков каких-либо талисманов, наделенных светлыми силами, или гиманов. В конце концов, гиман не такая уж и редкость. И в-третьих, где не смогли пройти сотни, возможно, смогут проникнуть единицы. Командиры немедленно собрали тех, что умудрились выйти невредимыми после обоих штурмов, выбрали из них девятерых, самых сведущих в борьбе с нечистой силой, поделили их на три группы и послали в разведку.
Стоит ли говорить, что они как сквозь землю провалились, во всяком случае по началу было именно так. Через день вернулись трое, на которых Шег возлагал особые надежды: двое бывших крестьян из разоренных феодалами фригольдерских деревень и старый воин, обошедший в Вольных ротах чуть ли не всю Империю Четырех Миров. Держались они только на гордости и чувстве долга, были крайне измотаны и чем-то очень напуганы, что для бывалых топоров почти что нонсенс. Двое умерли почти сразу, бормоча что-то невнятное о выпивающих душу тварях и ужасных ловушках. Третий продержался чуть дольше, и успел рассказать Шегу, что в замке творится нечто совершенно ужасное, что он слышал крики людей, несомненно, подвергаемых диким мучениям, и что он жив до сих пор только благодаря тому, что когда-то получил в дар от одного монаха нательный знак Единого, выточенный из осколка посоха самого святого Круахана. Он настаивал на том, чтобы послать за помощью в ближайший монастырь. Уж монахи-то должны знать, как справиться с нечистью. Всю ночь старый солдат молился, а наутро его нашли мертвым, со следами укуса на шее, весьма похожего на змеиный. Хозяева Виндорфа не желали сдаваться. Но монастырей по близости не было, да и Шег не очень надеялся на помощь суровых братьев в коричневых рясах, потому и решено было послать гонца к Его Величеству Сварогу. Бог знает, что еще успело произойти там за те двое суток, что добирался в Латерану посланник, и жив ли сам Шедарис.
— Все понятно, — сказал Сварог, вставая, — гонца наградить. Для верности пусть поговорит с братьями из монастыря Святого Роха. А мы выезжаем немедленно. Мара, готовь малый эскорт.
Сварог направился уже к своим покоям, чтобы прихватить топор, и нос к носу столкнулся с теткой Чари и капитаном Зо.
— Мы, видать, не вовремя, Командир, или случилось что? — спросила вдова боцмана.
— Именно, случилось, и вы как нельзя вовремя. Это как раз та война, дорогой капитан Зо, которую я веду с тех пор, как расстался с вами в Ямурлаке. Хотел вот, по-человечески, за столом поговорить, да придется теперь… Не предлагаю ехать со мной — там крайне опасно, поразвели всякую нечисть. Мы едем на помощь Шегу, в Снольдер.
Тетка Чари и капитан переглянулись.
— Да кто Вас спрашивать станет, милорд, — сказал Зо, — мы поедем, и все. А своим я весточку пошлю, чтобы шли морем в Фиарнолл. Сколько туда по суше-то? Суток двое, и то, если скакать без передыху день и ночь, и коней регулярно менять. Успеем ли?