Все это стало для нее новыми факторами беспокойства, но главной проблемой было то, как она получила эту информацию. Был ли ее опыт пребывания вне тела галлюцинацией одурманенного наркотиком мозга или ее мать действительно знала об изнасилованиях с самого начала? Если знала и поддерживала, то что это вообще за подстава?
И кто такой этот «Джек»?
Леони попросила альбом и полдесятка «Волшебных Маркеров», еще когда ее переводили в отдельную палату. Сейчас она сидела в кровати, опершись на кучу подушек и рисуя Синего Ангела. Пыталась хоть как-то передать эти совершенные черты лица, высокие скулы, миндалевидные глаза, кожу цвета индиго. И тут в дверях появились родители. Почему-то она почувствовала себя виноватой и спрятала альбом под одеяло, когда они подошли.
К пущему ее раздражению, они привели с собой Адама. Надувшись, чудо-ребенок шел следом за ними. Противный десятилетний мальчишка неуверенно поприветствовал ее, скорчив рожу, пулей метнулся к диванчику у окна, включил свою «Нинтендо» и вскоре уже крошил пришельцев в «Метроиде».
Мама и папа уселись в кресла по обе стороны от кровати Леони. Несколько минут все молчали, напряжение росло.
Наконец мать наклонилась к ней.
— Адам узнал, что у тебя была передозировка. Мы не смогли скрыть это от него. Об этом говорили в новостях по телевизору. Ты должна перед ним извиниться.
— Извиниться? Перед Адамом? За что?! — вскипела Леони.
— За то положение, в котором он оказался в школе из-за тебя, за нервный стресс.
— Возможно, он оказался бы в еще более неловком положении и испытал бы стресс посильнее, если бы я ему сказала, откуда взяла таблетки оксиконтина, которых наглоталась…
— Давай сегодня не будем говорить о твоих проблемах с наркотиками, — перебил ее отец. Предостерегающе поглядел на мать. — Мы всего лишь хотели всей семьей навестить тебя, ради общего блага.
— Чьего блага? — буркнула Леони. — И в каком смысле блага? — Она перешла на шепот. — Будет ли благом для Адама, если он узнает, что ты частенько проделывал со мной?
У Адама был слух, достойный летучей мыши, особенно на все гадкое и противное.
— Папа, что ты частенько проделывал с Леони? — спросил он.
— Ничего, — отрезал отец. — Леони болеет, это называется синдромом ложной памяти…
— ПОШЕЛ НА ХРЕН! — заорала Леони. — Мне вот где сидит вся эта твоя болтовня! Это не ложная память. Это произошло на самом деле.
— Что произошло, папа? — вкрадчиво спросил Адам. — Мне интересно.
— Тебе интересно? — передразнила его Леони. — О’кей, грязный сопляк, я тебе скажу. Папа частенько ложился в постель с…
БАБАХ!
Леони ошеломленно поняла, что мама со всей силы закатила ей пощечину и стоит над ней, раскрасневшись и тяжело дыша. Ее ярость перехлестнула через край.
— А ты ЗНАЛА про это, мама. И даже ПОЗВОЛЯЛА ему это делать.
Леони увидела, что попала в цель. На мгновение лицо матери обмякло, и ее глаза стали испуганными.
Леони не стала упускать момент.
— Ты СУКА. Ты ВСЕ знала об этом. ЗНАЛА!
Рванувшись вперед, Леони попыталась вцепиться ногтями в лицо матери, но отец встал между ними.
— Это безумие, Леони! — закричал он. — Перестань! Перестань выдумывать!
Но Леони уже не собиралась переставать.
— Да ну?! — вскричала она. — Если я выдумываю все это, откуда я знаю про ДЖЕКА?
Ошеломленные лица родителей свидетельствовали о том, что она снова попала. А затем в палату вошел тот самый миловидный врач, который спасал ее в реанимации.
Родители отпрыгнули от кровати, когда врач решительным шагом подошел к изголовью.
— Что происходит? — требовательно спросил он.
— А кто спрашивает? — спросила в ответ мама с лицом гориллы, страдающей запором.
— Доктор Баннерман. Я работал с Леони в интенсивной терапии.
— Ну, доктор Баннерман, мы мистер и миссис Уоттс, родители Леони, и у нас возник семейный спор, являющийся нашим личным делом и ни в коем случае — не вашим. О’кей?
— Нет, миссис Уоттс, не о’кей. Я слышал крики еще из коридора, а еще — что кого-то ударили.
Он помолчал, видимо, решил, что дальше продолжать не стоит.
— Ладно, сейчас не будем затрагивать этот вопрос. Ваша дочь — мой пациент. Я отвечаю за ее правильный уход и за ее выздоровление, которое вряд ли наступит, если ей придется участвовать в таких… «спорах». Пожалуйста, немедленно уходите и дайте ей поспать.
— Уходить, говорите? — визгливо проговорила мама. — Права не имеете. Мы ее родители. Оплачиваем ее пребывание здесь.
— На самом деле имею полное право, — ответил доктор Баннерман. — Мне все равно, кто вы такие и за что платите. В первую очередь меня заботит пациент, а пациент нуждается в тишине и спокойствии.