— Доверительно только могу рассказать тебе, но пусть это останется между нами.
Гребешков-Куделин уселся поудобнее в кресле, закурил трубку и начал с образных выражений:
— На безрыбье, как говорится, и рак рыба, а у нас на станции ни рыбы, ни раков. Ты спросишь, почему? Охотно отвечу: потому, что работаем с кандибобером. Шиворот-навыворот! Понял?
Есть у нас сектор генетики. Ну, что такое сектор, ты, наверное, знаешь. Это два кандидата, три младших научных сотрудника, лаборанты, а потом кабинеты, приборы, орудия лова, разные там снасти-мордасти. А результаты?.. Тю-тю! — присвистнул Гребешков-Куделин и щелкнул пальцами. — Не вытанцовываются!
Девять лет мусолили генетики родословную карпа. Втемяшилась им в башку чешуя — ничего другого знать не хотят. Чешуя — и баста! С этим, дескать, признаком связана древняя история карпового отродья. Мы должны, говорят, докопаться до самых глубин теоретических познаний.
И ведь докопались-таки! Всю подноготную выворотили наизнанку. Четыре сорта карпа отыскали. Новым открытием обогатили ихтиологию. Оказывается, не всякий карп имеет сюртук на плечах. Иные плавают в чем мать родила — голиком. Без единой чешуйки. Эти бесстыдники выглядят в глазах наших рыбоводов героями. За голым карпом, говорят они, большое будущее. Его скоблить не надо. Он экономичен, у него коэффициент отдачи высокий. Вынул из пруда — и ать! — на сковородку. Жарься!
Монографию о нем сочинили. Вон она, на полке. Возьми-ка, полистай! Страниц четыреста накатали. Любят у нас козырнуть эрудицией!
Я взял пухлый том в ледериновом переплете и начал листать. У меня в глазах зарябило. Книга от корки до корки начинена цифирью.
— Скучища смертельная! — пояснил Гребешков-Куделин. — Если эту книгу почитать карпам на слух, они богу душу отдадут. Не вынесут!
— А вы бы обсудили ее, прежде чем печатать.
— Ого, думаешь не обсуждали? Замдиректора по науке в восторге от нее. Говорит, «Монография голого карпа» станет настольной книгой всякого заядлого рыболова…
— Не все же у вас такие, как генетики! — перебил я своего друга.
— Да как тебе сказать? — задумался он. — Конечно, не все. Есть у нас замечательные работники. Они то и дело в колхозы наведываются, помогают сельским рыбоводам создавать образцовые водоемы… Да ты бери варенье, не стесняйся, у меня этого добра полна кладовая.
Я добавлял варенья, пил чай, не торопясь, и слушал презабавный рассказ Гребешкова-Куделина.
— Вот ты говоришь не все такие. А позволь доложить тебе о заведующем сектором акклиматизации Лыкове. Умора!
Разузнал однажды Лыков, что в Амуре толстолобик водится. Рыбка с таким игривым названием. Дальневосточная. «А подать сюда толстолобика! — бросил он распоряжение завхозу. — Мы ему покажем кузькину мать в нашем среднерусском климате!»
Снарядили экспедицию. Устроили проводы. Все честь по чести…
Добрались наши рыбаки до Амура, наловили толстолобиков и в живорыбный вагон. Привезли, пометили каждого особой меткой, занесли в журнал и, благословя, пустили в пруд. Привыкайте, мол, растите и размножайтесь!
Цыплят по осени считают. Придерживаясь этого народного обычая, мои коллеги тоже решили заняться подсчетами. Ой, и потеха была! Как вспомню заседание ученого совета, смех разбирает.
Докладывал на совете сам Иван Николаевич Лыков. Ты послушай, Михал Михалыч, что он говорил нам. Я даже записал его. «На контроле у нас значилось пятьсот толстолобиков. Когда мы опустили воду, то на дне пруда обнаружили четыреста девяносто восемь трупиков. Это были останки амурских рыбок. В живых осталось только два экземпляра: № 17-й и № 131-й. Их мы пересадили в аквариум и ведем дальнейшие наблюдения».
Эх, как тут разгорелись дебаты! Могут или не могут размножаться оставшиеся толстолобики? А вдруг они одного пола? Пока судили да рядили, сторожихин кот Мурзик изловчился и лишил жизни толстолобика под семнадцатым номером. Остался один-единственный, 131-й. Теперь не только ученому совету, но даже Мурзику стало ясно, что один толстолобик размножаться никак не может. Однако Лыков не теряет надежды. Он прогнал кота, усилил охрану аквариума и ведет фенологический досмотр за амурской сироткой. Авось, да что-нибудь выгорит! Мало ли чудес на свете случается!
…День клонился к вечеру. Мне пора было возвращаться домой. Я встал, поблагодарил хозяина за чай-сахар, за прелестный рассказ о рыбоводах и хотел уже идти. Но Виктор Николаевич вызвался проводить меня, а заодно и прогуляться перед сном. Мы вышли вместе. Гребешков-Куделин сыпал остроты в адрес своих коллег и громко смеялся.