Легко сказать — набросай!.. Это не эскиз мышеловки! Ежели все с душой описать, то не докладная, а многотомное сочинение выйдет. А что касается самокритики, то чистосердечно скажу: новаторы на наше управление не в обиде. Все передовые методы мы внедряем в колхозную практику.
И каким же надо быть закоренелым бюрократом, чтобы мариновать новаторские мысли! Да не найдется в области такого человека, кто стал бы обвинять нас в волоките!
Впрочем, зря говорю. Есть личности, которые считают меня отпетым чиновником.
…Сижу однажды в кабинете, разбираю почту. Распахивается дверь, слышу:
— Куд-кудах-х куд-кудах-х!
«Никак, курица», — думаю. Гляжу, нет, — мужчина. Ростом под притолоку, костюм с иголочки, в руках плетеная кошелка.
— Разрешите представиться: Афанасий Гарбуз, сотрудник научно-исследовательского института. Прибыл к вам в творческую командировку по части долгоносика.
И предъявляет командировочное удостоверение за номером, с печатью — все, как положено.
— Присаживайтесь, — говорю. — Рад познакомиться.
— Долгоносик, как вам должно быть известно, — продолжал приезжий, — это крохотный жучок с длинным хоботком, страшный вредитель свекловичных плантаций. Я открыл новый эффективный способ борьбы с ним.
— Интересно, — говорю. — Каков же этот способ?
Афанасий Гарбуз торжественно водружает на стол кошелку, осторожно приподнимает крышку и вытаскивает тощую, как ощипанная ворона, курицу.
— Куд-куда-х, куд-куда-х! — закричала хохлатка, вырываясь из рук Гарбуза.
— Видите?! — осведомляется.
— Вижу, курица. Но это не ново. Для уничтожения долгоносика колхозы всегда выпускали кур на плантации.
— Э-э, позвольте, дорогой товарищ Остапенко, моя курица не простая, а с механическим зобом!
При этом Гарбуз растормошил перья и щелкнул по куриному зобу пальцем. Раздался дребезжащий, металлический звон.
— А вы говорите, «не ново»!..
— Да… — недоуменно согласился я.
— Обыкновенная курица, — наставительно повествовал Гарбуз, — съедает за световой день от силы двести долгоносиков. А эта способна уничтожить тысяч десять — пятнадцать! Не курица, а птица с волчьим аппетитом!
— Что же это за порода такая?
— Та же обыкновенная несушка, но с переделанным зобом. Или, проще говоря, курица с заслонкой. Вы, очевидно, знаете, что птица тогда бывает голодна, когда у нее зоб пустой. Исходя из этой концепции, мы оперировали куриный зоб. Вырезали у него переднюю стенку и вмонтировали на это место жестяную заслонку. Разумеется, заслонка по краям обтянута стерильной резиной, которая пришивается к зобу и быстро срастается с живой тканью.
— М-да, — сказал я, с сожалением глядя на измученную птицу.
— С рассвета голодную курицу я вывожу на плантацию, и она с остервенением начинает клевать долгоносиков. Минут через пятнадцать — двадцать я замечаю в ее движениях этакую вялость. Значит, зоб набит, аппетит утолен. Тогда я дергаю вот за эту веревочку — заслонка открывается, и мертвые жуки сыплются наземь. Курица, ощутив голод, с прежней энергией набрасывается на вредителя. И так до вечерней зари.
— А не утомительно ли, товарищ Гарбуз, с утра до вечера водить курицу на поводке?
Очевидно, не уловив иронии в моих словах, он ответил:
— Во имя науки Джордано Бруно пошел на костер!
Уж коль речь зашла о науке, я не сдержался:
— Вот вы, товарищ Гарбуз, имеете непосредственное отношение к курам. А скажите по совести: вашу науку не поднимали куры на смех?
Гарбуз побагровел, вскочил, закричал:
— Вы, Остапенко, бюрократ, морганист!
Схватив курицу в охапку, Гарбуз бросился к выходу. Веревочка зацепилась за дверную ручку, и механическая заслонка, гремя и подпрыгивая, покатилась по полу.
Почти два года Афанасий Гарбуз морочил головы курам, обманывал сотрудников института, выдавая шарлатанство за науку. В летние месяцы он покидал стены лаборатории и ехал в наши солнечные края с «творческой командировкой» в кармане. За государственный счет он жил тут, как на даче. Прошлым летом директор института досрочно отозвал его с дачи и освободил от занимаемой вакансии. А к нам прислал настоящего ученого и очень просил меня: ежели в какой-либо докладной зайдет речь о Гарбузе, то не указывать наименования института…
В большом потоке истинных новаторов колхозного производства я бы давно забыл о Гарбузе, если бы не явился Поросенков.