Средь гробового молчания раздался приглушенный голос Анюты:
— Неужто он крал утиные выводки?
— Быть этого не может! — решительно опроверг Спиридон. — Не по Сеньке шапка… Но ежели рассудить иначе, то кто ж, братцы, хлобыстал хвостом по воде?
— Водяной! — крикнула бабка Семениха и осенила себя крестным знамением.
— Истину глаголешь, мамаша! — подмигнув Спиридону, сказал криушанский бригадир Краснощеков. — Сейчас этого водяного мы выудим!
— Его только словом можно изгнать, сынок, — пояснила Семениха.
— Мы его и бреднем вытащим!.. А ну-ка, ребята, вооружайся палками, садись в лодки и давай, шуруй в камышах, мути воду, да шуми побольше! Ну, а мы, Спиридон Тихоныч, с бреднем навстречу пойдем, по краю заросли.
Закипела вода под ударами палок да весел, зашумел камыш на озере… Бредень что-то рвануло в сторону, повело назад…
— Живей, живей! — подбадривал Краснощеков.
Сильные руки парней ловко вымахнули бредень на траву.
— Акулу поймали! — закричали ребятишки.
В мотне извивались могучими телами и высоко подпрыгивали три громадные щуки с крокодильими пастями. За три захода рыбаки взяли дюжину озерных разбойниц с волчьим аппетитом.
— Эх, Спиридон, свет мой Тихоныч! — укоризненно покачал головой Краснощеков.
— Каюсь, дорогуша, обмишурился… И Пафнутий Иваныч, дай бог ему здоровьичка, помог… Человек грамотный!
— Мало им, прожорам, утят, ан и карпов всех слопали, — отозвалась Анюта.
— Карпиками-то вы их и откормили, — заметил Краснощеков.
Председатель колхоза хмуро покосился на бухгалтера и молвил:
— Да, Пафнутий Иваныч, сеяли пшеничку, а пожали плевел!.. Пассивный баланс с карпами получился.
— Пригласили бы вы, Кузьма Егорыч, специалиста, — заключил Краснощеков, — и был бы баланс активный… Посудите сами: кто же в одной отаре овец с волками пасет?!
Мешок и порошок
Надоела Усману Саидову гостиница, как горькая редька. Соскучился по родному дому и вкусному плову. Третья неделя на исходе, а конца-края командировки не видно.
Вчера звонил председатель колхоза.
— Ты что там застрял, Усман? — спрашивает. — Почему не едешь в кишлак? Или дела не сделал?
Саидов недвусмысленно ответил председателю восточной поговоркой:
— Лепешку, нарисованную на стене, легко увидеть, да трудно съесть!
— Не узнаю тебя, дорогой! Я посылал в Москву не котенка, а льва!
Саидов и тут не полез в карман за словом:
— Лев, пытаясь достать луну, вывихнул ногу!
Хотя с языка Усмана и слетали шутки-прибаутки, на сердце у него было грустно. Даже сон не брал… Оделся и вышел побродить, глотнуть свежего воздуха. В тихом ночном переулке, неподалеку от гостиницы, увидел костер. Свернул на огонек.
— Пусть не сгорит у вас, добрые люди, ни шашлык, ни вертел! — приветствовал он собравшихся у костра.
— Милости прошу к нашему шалашу! — ответил человек в тулупе.
— Руки греем? — поинтересовался таджикский гость.
— Деньги жжем, — глухо проворчал тот же голос.
— Ай, нехорошо!.. Зачем обманываешь Усмана Саидова? Ящики жжешь, не деньги!
— Ящики тоже деньги!
— Тогда зачем жжешь, душа любезная? Зачем добро в пепел переводишь?
— Не солить же их впрок! Намаялись с ними, пропади они пропадом! Возле каждого магазина пирамиды из этих ящиков выросли. Тара, ничего не скажешь, отменная. Привезут в ней фрукты — яблочко к яблочку, лимончик к лимончику… А если помидорчик — то уж не помнется, яичко — не разобьется!.. Но вот опорожнился ящик — и никому он не нужен.
— Вай, вай! — схватился за голову Усман. — Ой, как нужен ящик в колхозе! Сад большой, яблок много, а тары мало!
— Эх, дорогой Усман, этот ящичек и в городе трижды пригодился бы, попади он в хозяйские руки! Из него и паркет можно делать и разные прочие деревянные предметы… А разве московским предприятиям тара не требуется? Но выходит все шиворот-навыворот: мы возле магазина костры разводим, а рядом, на заводском дворе, плотники такие же ящики мастерят. Правая рука не ведает, что делает левая!
— А у нас совсем наоборот. У нас левая не знает, что делает правая!.. И как я раньше не догадался — сам удивляюсь! Вернусь в кишлак — мешки жечь буду!