Под сигналом бедствия тридцать девять подписей. Строим догадки. Выдвигаем версии одну страшнее другой.
— Автобус застрял на переезде, и на него вот-вот из-за поворота вихрем налетит курьерский поезд. Автобус сорокаместный, без кондуктора. Отсюда тридцать девять подписей.
— А может статься и такое. Лопнуло центральное отопление. В доме потоп. Люди тонут. Видишь, расписывались наспех.
— Но вероятнее всего, стряслось нечто фантастическое, что ни в какую версию не укладывается!
Едва забрезжил рассвет, как мы уже были в пути. За ветровыми стеклами «Волги», словно кадры фильма, мелькают станции и полустанки… Наконец Прорва. Вскакиваем на платформу. Человек в шинели железнодорожника соскабливает снег.
— Где тут произошло крушение? — спрашиваем, не переводя дыхания.
Железнодорожник от удивления уронил лопату и, заикаясь, переспросил:
— К-к-какое крушение?
— А разве курьерский не сшибал автобуса?
— Типун вам на язык! — зло проворчал железнодорожник и сплюнул через левое плечо. — С тридцатых годов без таких происшествий работаем.
— Молодцы! Так держать! — воскликнули мы и пошли по следам второй версии.
Начали с крайнего дома. Заходим в подъезд. Квартира № 13. Нажимаем кнопку звонка. Открывается дверь. На пороге пожилая женщина с мокрой тряпкой в руках.
— Тонете, мамаша? — интересуемся.
— Господь с вами, мило́чки! Полы собиралась протереть… Да чего ж вы стоите на лестнице? Проходите в комнаты.
— Благодарствуем, мамаша. Нам недосуг… Батарейки у вас случайно не лопались?
— А отчего бы им лопаться? Дом-то новый, с иголочки, можно сказать.
Пожелав гостеприимной хозяйке долгих лет жизни, мы вышли на улицу и решили прочесать поселок в шахматном порядке. Наш разговор с жильцами был предельно лаконичен:
— Центральное отопление действует?
— Действует.
— Не заливало?
— Нас нет!.. Да неужто у кого треснули трубы?
— Вот он, сигнал… Тонут люди, а где — никак не найдем!
Признаков потопа в поселке не оказалось. Рухнула и вторая наша версия. Значит, мы были правы: произошло что-то невероятное. Но что и в каком пункте микрорайона?! Стоим на перекрестке, гадаем. Неподалеку высится массивное серое здание. У входа вывеска — «Бурьяновская станция аэровентиляции».
— Попытать, что ли, счастья?!
Переступаем порог. Лестница приводит нас на третий этаж. Оглядываемся… «Парткабинет». Дверь в коридор приоткрыта. Из кабинета клубами вырывается табачный дым. Слышатся разгоряченные голоса:
— Лопнуло!.. Да-да, товарищи, лопнуло!..
Мы навострили уши.
— Лопнуло наше терпение!.. Март на носу. Снова зальет…
— Как видно, стену лбом не прошибешь… Четыре года пробиваем!..
— Это на вашей памяти, Иван Сергеевич, четыре. А мы, старожилы, десять лет мучаемся и сигнализируем!..
— Вагон бумаги извели на жалобы!.. Колодину писали?.. Писали! К Ризову обращались?.. Обращались! Коропова просили?.. Просили! Сайгаку жаловались?.. Жаловались! Лисицыну били челом?.. Били! Самого Курляндского Павла Ивановича беспокоили… Всю иерархическую лестницу по шпалам отмахали: от стрелочника до министра… И возвратились к разбитому корыту…
— А сколько же, коллеги мои, по этому вопросу комиссий создавалось! — проговорил кто-то глухо и безнадежно. — Последняя была из тринадцати человек. Составила акт, наметила план нивелировки, подготовила проект сметы-максимум. И что же имеем в итоге? Дырку от бублика… Вношу предложение послать ходоков!..
Мы поняли, что пришел наш черед вмешаться в разговор.
— В «Правду» писали? — осведомились мы.
— Писали, — ответил нестройный хор голосов.
— По вашему отчаянному зову мы и прибыли… На что жалуетесь?
Семеро здоровых мужчин среднего возраста переглянулись.
— Докладывай ты, что ли, Иван Сергеевич, как старшо́й, — сказал сидевший за председательским столом и, повернувшись в нашу сторону, пояснил: — Иван Сергеевич Бачков — начальник станции аэровентиляции.
— Да нет уж, Николай Гаврилович, тебе, как профсоюзному вожаку, оно сподручнее. К тому же ты здешний старожил.
А Николай Гаврилович Булочкин, в свою очередь, указал пальцем на сидящего у двери человека пенсионного возраста:
— Он у нас председатель совета микрорайона. Будьте знакомы: Курков Михаил Борисович. Ему и карты в руки.
Михаил Борисович помялся малость и рубанул сплеча:
— Словами картины не нарисуешь! Едемте на место!