Сонный бархат — темнота.
Убегает суета.
Вслед за ней уже не тянет,
Если час такой настанет.
И не надо. Бог с тобой.
Этот вечер тихий — твой.
Одиночество
Одиночество — верный мой дом.
Милым гостем со мною побудешь,
Дальний голос какой-то разбудишь
И откроются тайные дверцы;
Человеческим трепетным сердцем
Будем слушать напевы его.
А потом я тебя провожу,
И «спасибо» скажу, у порога,
Я за то, что со мною немного
Посидел ты сегодня под вечер.
И приморскому ветру навстречу,
За огни городские уйдешь.
И вернусь не спеша я домой,
Где под лампою — ворох бумажный.
И лежит на столе карандаш мой,
Где опять хорошо быть одной
И так ласково ждут: тишина
И покой.
Стекло
Навсегда мне судьба: одиночество.
Окружило стеною прозрачною.
И попытки уйти, неудачные,
Обжигающей болью оплачены.
Но во вне его жить не умею я.
А ломать себя, верно, не надо.
И защитою, знаю, дарована
Мне стеклянная эта ограда.
И в таинственный час предназначенный,
Смерть заденет широким крылом.
И — подняться душе отлетающей,
Над разбившимся хрупко стеклом…
ИЗ ЦИКЛА «ПЕРЕМЕЩЕННЫЕ ЛИЦА»
Прощанье
Для разлук бывали встречи,
Поцелуи — для прощанья;
Путь не радостью отмечен,
Но печалью расставаний.
Напевает память мне:
В оснеженной глубине —
Дымка вечера легка…
Взгляд, как дальняя река…
Лет бровей, что в небе кречет…
Широко раскрыты плечи…
Не слагал искусно речи.
Не твердил другим: — иди! —
Но сказал тогда: «пойду»…
Тронул крестик на груди.
И ушел в мятель, по льду…
…год
Повели на расстрел человека,
По улицам людным его провели.
Провели мимо церкви, где нищий калека
Сидел на земле, протянув костыли.
Провели мимо тумбы с анонсом о бале…
Четыре винтовки, четыре штыка…
И веселое солнце сверкнуло на стали.
Веселое солнце нам светит века.
Проходя, оглянулся чиновник… торговка…
Четыре вели одного на расстрел.
А с забора ребенок с косматой головкой
Задумчиво долго им вслед поглядел.
В бухте
А ночью в какой-то мы бухте стояли,
В кольце золотом из прибрежных огней.
И дальние звезды над нами дрожали,
В таинственно-кроткой печали своей.
И блики огней отразились в воде,
Сливаясь с усталым, темнеющим морем,
И море ответило каждой звезде,
Что дышит земля красотою и горем…
Ветер
На разлучницы-дороги
Вылетал свободный ветер.
И земли печальным детям,
Чтоб не мучили очей,
Братски слезы осушал.
Целовал он сестрам ноги,
Пыль сметал. И горьким людям
Утешал-шептал о чуде;
Улетая в даль полей,
О надежде запевал.
Обнимал он братьям плечи,
Обещал он юным встречи,
Старикам был — тиховей.
И казалось нам когда-то:
Только ветер был нам братом
На дорогах дальних дней…
Гармошка
Тихо, вечером, гармошка
За бараками грустит.
И одной и той же песней
Нам о разном говорит.
Там — о юности голодной
И о силе несвободной.
Здесь — о старости бездомной,
О тоске ее огромной…
Ты — такой, а я — другая…
Но одна — страна родная…
Кто-то бродит за окошком,
Поздно вечером не спит.
И поет, поет гармошка,
А душа болит, болит…
Дно
Нас опускали на самое дно.
И говорили: «пускай, все равно;
Им умереть полагалось давно»…
Было иначе у нас решено:
Смерть нам не нравилась. Также и дно.
Вот и карабкались. И суждено
Все-таки было найти нам окно…
Звезды
Красноугольные звезды советские,
Знаки кровавые мир запятнали.
Где же те милые, прошлые, детские,
Те, что средь хвои на нитках дрожали?
Были тогда небольшие печали.
Стала теперь — огневая тоска.
Родина… Мать… Далека, далека…
Ты ли — скорбящих страна матерей?
Ты ли волчицею, прячешь детей,
Трудно растишь белозубых волчат?
Светит над ними замученный взгляд…
Чем ты их тешила в жизни жестокой?
Сколько ты вынесла горьких упреков?
Много дано тебе Господом сил.
Матери нету — печальней Руси…
Полно, растет он, твой сын ясноокий,
Дочери облик по-прежнему мил.
Звездное небо над нами высоко.
Божия Помощь, помилуй, спаси…
СИМФОНИЯ (Поэма-цикл)
I. Вечер
Подходит вечер. Путь короче.
Я не боюсь покоя ночи.
Во мне пред нею страха нет.
Но тьмы иной я сторонюсь.
Но тьмы в душе. Ее боюсь.
Что страшно ей? Не солнца свет.
Ни звездный в благости ночей
Ни свет искусственных огней;
Ни облик неба озаренный
На дня и ночи рубеже, —
Но свет таинственный, зажженный
И в человеческой душе.