Наверное, каждый из тех, кто пробует создавать художественные произведения, должен найти себя, свою тональность, свою тему и мелодию. Только тогда сможет он сказать миру то, что способен сказать только он. Нет, наверное, большего счастья, чем в конце концов найти себя и сказать миру то, что действительно можешь сказать только ты один.
Ольга Ипатова
Узелок Святогора
(повесть)
Небо казалось низким и ребристым, будто чья-то гигантская рука налепила на нем серые полосы пластилина, густые, жидкие, с потеками. Мелкая изморозь покрыла окна; в классе было непривычно тихо, только равномерно, как прялка, гудел голос Анфисы Павловны, преподавательницы географии. Веня Рыжик задумчиво смотрела в окно — там, на верхушке старого, потрескавшегося от старости дуба, слабо колыхались остатки листвы. Она знала, что этот дуб был посажен знаменитой польской писательницей Элизой Ожешко, и казалось невероятным, что еще оставался живой свидетель эпохи, которая в ее сознании не многим отличалась от того времени, когда по земле ходили мамонты и динозавры…
Из задумчивости ее вывел шепот сзади:
— Пика, передай Стасе!
Она обернулась, взяла записочку и, перегнувшись через парту, протянула руку с бумажкой…
— Рыжик!
Веня вздрогнула: географичка шла к ней, преисполненная негодования, укоризненно качая увенчанной седыми пушистыми волосами головой.
— Что вы там держите? Сейчас же покажите!
Сбоку прошелестел сочувственный голос:
— Чего ждешь? В рот!
От неожиданности она сунула грязную бумажонку в рот и судорожно прожевала.
Географичка остановилась. Все замерли. Было слышно в тишине, как чавкает комком бумаги Веня.
— Кто передал записку, а? — Анфиса Павловна суровым взглядом обвела класс. — Молчите? Все равно узнаю! А вы, Рыжик, выйдите из класса. Вам нужно отдохнуть после такого подвига.
Веня встает из-за парты, идет к выходу и слышит, как смеется самый высокий и сильный из хлопцев, Валерка Антоник.
— Партизанка, ха-ха! Точно как на допросе, в рот! Сжевала — и никаких следов! Ха-ха-ха!
Венино сердце бьется чаще и болезненней: злосчастную записку передал ей не кто другой, как сосед Валерки по парте и его кумир Герман Ковальский. «Валеркин властелин» — так говорят про него все интернатовские, и, значит, па Валерке тоже лежит частичка той вины, за которую ее выгоняют из класса… Но опа не оглядывается, сутулясь, стыдясь своего роста, идет к выходу, противная масса во рту вызывает у нее тошноту, так что она ужо почти бежит. Оказавшись за дверями, Веня бросается к жестяной урне, что стоит в углу коридора, — а после, отплевываясь, вытирая ладони замусоленным платочком, садится на подоконник.
Отсюда, со второго этажа, хорошо видна темная полоса дороги, которая ведет от школы к интернату. Ночью выпал снег: белые его пятна плавятся на крышах невысоких домов, стекая вниз тонкими струйками воды. На дороге снег уже весь вытоптан. Недалеко отсюда Балтика, и это от нее ползут густые влажные туманы. Она смягчает морозы, принося взамен дожди, мокрый снег, который забивается в пощербленные проемы, что смотрят, словно бойницы, из стен серых приземистых домов. Улочки в городе узкие, им по нескольку столетий, и каждая машина может обдать пешеходов с головы до ног грязными холодными брызгами.
Вене не хочется выходить на улицу. Не хочется идти домой, в интернат, хотя география у них — последний урок. Но что, если история с запиской не кончится изгнанием Вени, а пойдет дальше? Анфиса Павловна не из тех, кто отступает от своего слова, раз уж она пообещала, что узнает, кто послал записку и к кому, то будет добиваться своего любой ценой. А Веня, ясно, не уступит— лаской еще могла бы что-то выведать у нее Анфиса, угрозами — никогда! Думает она о Валеркином смехе: это он вместе с Германом открещивался и от Вени, и от записки. Но, может, сама Стася признается, что записку Герман писал ей, и отведет грозу от Вени?
Веня терпеливо ждет конца урока, сидя на подоконнике и плечом уткнувшись в серое неприветливое окно.
Слышно, как по водосточной трубе, толкаясь и словно огрызаясь друг на друга, несутся куски льда, выскакивают наружу и с грохотом рассыпаются по тротуару. Ползут минуты, серые и ленивые, как и весь сегодняшний день, и Веня мысленно начинает разговаривать сама с собой, оправдываясь и возмущаясь…