Нэра жил в большом просторном доме из четырех комнат, во всяком случае, именно столько я успела заметить. Первая комната — большая с четырьмя деревянными идолами по углам, в нее попадаешь прямо с порога, она же трапезная и гостиная: длинный стол и лавки у стен явно подтверждали мою мысль. Вторая комната — молебная: множество полок со свитками и книгами, а по центру деревянное возвышение. Третья комната — кухня: небольшая печь у задней стены, корыто, плошки на полочках, ложки и ковши в лоханках. Четвертой я не видела, только дверь в нее, наверное, это спальня волхва. По пути к дому Гудраш что-то рассказывал волхву, активно размахивая руками и постоянно указывая в мою сторону. Волхв оглядывался и со значительным видом кивал. Как хороший хозяин, волхв сразу же усадил нас за стол и позвал кого-то:
— Ёшжи, гости у нас!
На его зов явилась женщина средних лет: волосы спрятаны под косынку, длинный сарафан и рубаха с рукавами до середины кисти — все того же древесинного цвета. Коротко поклонившись, она поспешила на кухню. Носом почувствовав, что должна проявить солидарность, я поднялась с лавки и, пошатываясь, направилась за ней (именно так я и увидела все комнаты).
— Вам помочь? — хрипло, но вполне различимо удалось мне спросить у женщины.
Та, мельком глянув на меня, отмахнулась:
— Что ты, девонька. Иди и отдыхай, я тут сама управлюсь.
С чувством выполненного долга я поплелась назад. Эх, мне бы сейчас в постель… Даже не в ванну: от теплой воды вполне могу заснуть там.
А Ёшжи и впрямь справилась сама, да еще и быстро: в миг стол был накрыт льняной скатертью, расставлены разносолы в деревянных плошках, ложки, о чудо, тоже были положены — деревянные с черенком в виде дубового листа (вот откуда такая у разбойников!), выставлены два больших запотевших кувшина с запахом меда (Карика облизнулся: «Это тебе не грушняк — траву добавлять не надо!» Вот это уже интереснее лично для меня: получается в том питье, с которого меня унесло, был не чистый алкоголь, а добавлены какие-то травы! Надо бы узнать какие, так сказать, на будущее, чтобы больше не попадаться на подобное!). Волхв ровно кивнул и сложил руки на груди, наверное, для молитвы. Ну, так и есть: не сказать чтобы тихо, но и не слишком навязчиво забормотал:
— Т ишжта, да пребудет благость Твоя, яко солнце с нами, да приидет святость Твоя, яко свет к нам, да родится сила Твоя, яко день новый поутру…
Странно он молится… Пастырь Никим всегда обращался к Всевышнему не так: более ласково, с большей надеждой и верой что ли… Хотя, подождите-ка… Если я не ошибаюсь, а такое вполне может быть, волхв сейчас молился не Всевышнему, а некоему Тишжта или Тишжте… Когда-то очень давно от папа я слышала, что не все люди верят во Всевышнего, и Старая Мать здесь не причем. Я тогда не поверила, да и, что скрывать, не задумалась вообще — разве нужны десятилетней девочке такие теологические проблемы? А вот теперь жалею и даже очень, что не могу повернуть время вспять или хотя бы вспомнить, что говорил папа тогда. Почему жалею? Все очень просто: вдруг это какие-нибудь женоубивцы или еще чего похуже, а я тут как больно умная глаза мозолю?! Уйти бы, да сил нет: противная слабость и тошнота накатываются с новой силой. Откровенно говоря, мне уже не до разносолов, которые я даже различить не могу: то ли грибы, то ли огурцы, а может даже мясо… Все плывет, будто в танце мир кружится, желая и меня вовлечь, а я все стою в сторонке и смущенно смотрю на круговерть цветов, запахов и звуков.
А Нэра закончил молитву и спокойно приступил к трапезе, наверное, даже давно — я слишком сильно увлеклась оценкой собственных ощущений, потому как плошка перед ним была почти пуста. Или он так мало ест вообще? С трудом оглядев разбойников, поняла, что это я зря: мало голова еще больше закружилась (я думала — дальше некуда…), так теперь и тошнота к горлу подступила — они так дружно чавкают, что… А вот Фларимон сидит угрюмый, как не знаю кто: глаза что-то высматривают на скатерти, либо он так тренируется в ясновидении, точнее пытается рассмотреть пол или собственные ноги через стол, брови нахмурены, будто грозовые тучи сбились в стаю… Не могу… Нет сил: кажется я вот-вот упаду…
Я… среди людей, но отдельно от них… А есть ли «я»? Не знаю… Так забавно смотреть, как они суетятся: бегают, шумят… Или мне это только кажется?.. Меня куда-то ведут… По обрывкам фраз понимаю или догадываюсь, что в баню… В баню? Мне туда нельзя! Я же от жара могу умереть… или золото призвать… но скорее умру. Едва хватило сил отбиться: еще бы, при таком мычании бедные женщины ничего и понять-то не могли! Стоп, а откуда здесь женщины? Где я?..
Вода… теплая, мягкая… с запахом листвы… А я раньше и не замечала, что листва может пахнуть так нежно, робко, доверчиво…
…Меня опять куда-то ведут… Опять?.. Я что — уже куда-то ходила?.. Не помню… Две женщины трещат как сороки. Забавные: обсуждают чью-то свадьбу, причем охают и ахают так, что кажется будто весь мир пребывает то ли в скорби, то ли в недоумении.
— Бедная деточка: ни родни, ни друзей… — качает головой одна с большим деревянным кругом на груди, вроде бы Мад ар.
— Да еще и у жениха нет каньяр ога! — в такт ей отвечает рыжеволосая толстушка, кажется Алев.
— Как же тогда? Без каньярога нельзя! — возмутилась Мадар.
Хи-хи… Без какого-то там кан… яр… не поняла… Ох, опять все кружится… или это я кружусь…
— Слушай, у Вир аги же где-то был большой отрез беленой холстины! Пусть даст на благое дело, Тишжта за благость сочтет! — аж подпрыгнула от радости Алев.
Вот удивительно: я уже запомнила их имена, а кто такой Тишжта не помню…
…Опять все в тумане и кружится, кружится, кружится…
…Меня буквально заматывают в огромный кусок ткани… светло-бежевой… хорошо хоть не белой — не саван все-таки…
…Какой-то старик ведет меня и… кажется… Фларимона за руки вокруг огромного дуба. Зачем? На церемонию встречи гостей не похоже, а жить здесь я точно не собираюсь…
…Хм, сижу на коленях… на траве… А рядом Фларимон, который держит меня за руку. Зачем? Не собираюсь я никуда бежать, да и не могу… А старик все что-то бормочет и тянет к нам руки… Берет наши сомкнутые ладони и опускает в воду. Что он говорит? Не разберу… Кольца надевает…
…Какие-то люди с больно радостными улыбками на лицах поздравляют, и каждый норовит обвязать нас шарфиком, платком или отрезом ткани на худой конец. Этак они нас по самую макушку завалят… Завалили…
Мелькает такое знакомое, но, увы, неузнаваемое лицо дедка.
— Прости, деточка, опоздал я, старый… Здесь же эти… смертью дубов круг замкнули — не пробиться мне сходу…
О чем ты, дедушка?..
…Зачем-то тащат в центр круга, где возвышается… Торт? А ноги у меня передвигаться не жаждут, все норовят заплестись в косичку, посему Фларимону приходится едва ли не нести меня, правда в вертикальном положении… Со стороны, наверное, жуть как выглядит… О, нож дали, да не просто нож, а практически кинжал. И что с ним делать? Горло перерезать, дабы не мучаться? Уп, оказывается, этим самым ножом торт резать надо… Зачем? Опять этот старик рядом, чего-то бормочет:
— И чтобы по Лестнице Жизни поднимались они легко к своему счастью, как разрезают каравай…
Значит это каравай? А почему он такой многослойный? Или это у меня в глазах двоится… троится…
…Бубны и трещотки шумят у меня в голове? Тогда там же в стремительном хороводе кружатся все эти люди… Нет, так много там не поместится…
…Опять этот старик (и что он ко мне, нет, к нам с Фларимоном пристал?!)! Что на сей раз? Какие-то кубки подносит на резном подносе. Вот странность: все окружающее в каком-то мареве, тумане, а на подносе каждый листок разглядеть могу — дубовые, резные… Что-то вещает про медовое вино, дескать, пить его надо молодым в медовый месяц, чтобы родственники не могли разлучить их. Это он о чем?
А вот заливать в меня медовое вино не надо — я так и умереть могу! Фларимон тоже отфыркивается, прямо как Лойрит, или это Лойрит фыркает?.. Похоже, мне все-таки… ум… буль… не надо…
Утро… Когда же оно наступило? Дурацкий вопрос? Согласна, но в голове почему-то только такие дурацкие мысли и вертятся. Например: а что это мне так плохо? Или еще лучше: что вчера-то было? Ну, где-то до середины прошлого дня я помню: и как разбойники за Кифогом гонялись (на то он и Кифог, чтобы из рук рыбкой выскользнуть!), как я сподобилась на призывание золотой детали с секстанта Гудраша (впоследствии оказалось, что это всего лишь золотое плетение по рукояти или как там называется эта деталь!), как скакала по болоту, как нашла секстант, а Фларимон нашел меня… Потом мы, кажется, пришли в какое-то поселение… Дубовый Град? Да, точно, нас же волхв Нэра в своем доме принимать изволил. Зато все последующие события сокрыты во мраке забытья. Помню, что мне было очень плохо — результат призывания и пряток от волхва… Но ведь не оставили же они меня в покое, мирно уложив на ближайшую кровать?!