— Так у лекаря и брали, — честно призналась девица. — Почтенная Инаида живет там же, где и лекарь деревенский. Вообще-то она замужем за ним.
О, как замечательно: тут, прям, семейное дело устроено — что не вылечит лекарь, то гадалка объяснит как знак свыше, кому гадалка болезнь предскажет, далеко не пойдет, ведь лекарь рядом. Хотелось спросить: сколько ж Сирин отдала за этот веник, но лишний раз расстраивать человека не хочется.
И снова разговор был прерван, хотя на этот раз я была даже очень рада случившемуся: в многострадальный дом Крайма-рыболова (а как иначе, ведь столько жильцов вместил, да столько наслушался), громко хлопнув дверью, вошли близнецы. Феве были весьма заняты пережевыванием чего-то, даже нас не сразу заметили. Но лучше бы не замечали, потому как первая их фраза была:
— А обедать когда будем?
Обедать? Я и не завтракала вообще-то…
Стихает в доме. Спутники мои на покой отправились, даже неугомонные Феве. Слышно только как на кухне доэ-раббит толчется, опару на утро заводя. А мне не спится. Шишка разнылась капризным ребенком, да и ссадины на спине дают о себе знать. Еще и мысли о разговоре сегодняшнем покоя не дают. Объяснений Эфиана мне недостаточно. И простаку понятно, что без магии на реке не обошлось. Но почему тогда Жармю так распереживался? Да и не дают ответа слова эльфа на их прятки от королевского дознавателя.
— Я думал ты и о временном коллапсе расскажешь! — голос Жармю тих, но ехидства в нем сверх меры.
— Угум, еще и пространственном изломе могу поведать. Глупцом меня считаешь? — обиженно возмутился эльф.
— Зачем тогда вообще объяснять начал?
— Затем, что некоторым надо язык за зубами держать! Эредет не Сирин, байкой или надменным молчанием не отделаешься!
Шаркающие шаги дуэ-раббита заглушили речи Жармю и Эфиана, да и они прекратили разговор, посчитав место не достаточно безопасным и время подходящим.
А ведь права я была, когда думала, что не всю правду эльф сказал. И что? Уж кому-кому, но явно не мне говорить о лжи и правде. Сама грешна. Видимо таких грешниц, как я, сон и обходит стороной.
Туманное утро встречали по-разному: кто с надеждой, кто с раздражением, а кто и со страхом. Зависело все от того, как ночь провел. За завтраком из свежеиспеченного хлеба и вечернего молока стали обсуждать сегодняшние планы. Поскольку я была готова рискнуть и вновь усесться в седло, то отъезд решили не откладывать, и в путь мы отправились практически сразу: только Сирин сбегала куда-то. Сильно подозреваю, к гадалке. Но это ее дело, не мне судить.
До Хледвига добрались к вечерней заре, что было против моих ожиданий. То есть народ так расписывал дорогу, что, казалось, доехать до города мы сможем лишь завтра, и то при хорошем раскладе, который даже не ожидался. Помня свое обещание, а еще больше вину, Эфиан все время опекал меня, постоянно приглядывая как держусь в седле. Поэтому и первым делом в Хледвиге направились на постоялый двор неподалеку от въездных ворот.
Пока Эфиан договаривался на счет лошадей (к слову, Зорька вела себя тихо и покладисто, чувствуя вину за вчерашнее), мы кучкой стояли у входа в корчму, примыкавшую к постоялому двору — видимо, у них такое разделение обязанностей: один кормит, другой на ночь приютить может.
— А вот пода-а-йте на пропитание! — провыл буквально под ухом какой-то нищий.
Калека… Нехорошо обижать калек. Только настоящих, а не то, что этот: рука под драным тулупом спрятана, глаз за повязкой виднеется, да и штанина пустой только днем свисает.
— Шел бы ты, — сквозь зубы прошипел Жармю.
Вот именно в данном случае я его вполне понимаю и даже одобряю.
— Тоже мне, рыцарь! Да такой же, как ты, мне целых два серебряника пожаловал! — обиженно огрызнулся «калека», пошкандыбав в сторону постоялого двора.
Такой же? Хм, и почему мне сразу думается о Фларимоне? Нет, я не верю, что он дал притворщику деньги. А вот само его пребывание в городе вполне реально. Потому как у кого еще могут быть фиалковые глаза и каштановые волосы? Только у Жармю, но он рядом.
Похоже, Жармю тоже заинтересовался словами нищего, но оставить нас до прихода эльфа не смог. Едва тот подошел, парень бросил еле слышное: «Я сейчас» и направил стопы к «калеке». Эльф недоуменно посмотрел ему вслед, но говорить ничего не стал.
Набежавшая ватага мальчишек, увлеченно гоняющих меж собой какую-то тряпку, заглушала все слова. Эх, мне бы хоть чуть-чуть поближе стать! Или они чуть погромче бы говорили.
— Была у нас в детстве забава: игра в убегалки, — неожиданно поделился Эфиан, глядя на забавляющихся мальчишек.
— Да? И как в нее играли? — стараюсь проявить интерес, хотя на самом деле снедает любопытство о другом: о чем разговаривают Жармю с «калекой»?
— Мы с друзьями прятались за дверью в башню Красоты, которую должна была посетить любая уважающая себя представительница женского рода, и создавали небольшой мираж. Когда кто-нибудь из девчонок заходил в башню, мираж будто оживал: страшилище-чудовище делало пару шагов вперед, хотя на самом деле оно стояло на месте. Девчонки с визгом взлетали на самый чердак башни, а мы считали, кто за сколько добежит до верху.
— Часто играли? — уже интересуюсь всерьез.
— Часто. Пока… — замялся эльф.
— Пока?
— Пока однажды в башню не зашел мой дядя, — обреченно выдохнул Эфиан.
— И?
— И я неожиданно понял, что левитация — это очень просто.
Мда, какие только забавы не придумывают эти мальчишки.
Увы, исход мальчишеской ватаги и конец разговора Жармю с калекой совпали. Ничего мне узнать не удалось. Ну, почти — из обрывков фраз поняла, что калека указал направление, в котором отбыл похожий на Жармю рыцарь. Да, я могу и ошибаться, но поймите меня — словно утопающий цепляешься за любую соломку. К тому же наатцхешта советовала слушать, и тогда я услышу ответ. Будем считать, так оно и случилось. Теперь можно и перекусить.
Теплая вода в дубовой кадушке так разморила, что и вылезать не хочется, прям тут и уснуть. Одно спасение — шишка на голове не согласна с моим мнением, желая устроиться на диво мягкой постели. Но пока вода еще тепла, шишка не так уж и болит, значит можно понежиться. Как же я отвыкла от этого! А ведь раньше и дня прожить не могла без водных процедур. Даже вспоминать страшно, как мучилась, когда ополоснуться не могла. Теперь же… Сколько дней в седле да на земле провела? Не важно это. Что тогда важно? Есть маленькая, робкая, но все-таки надежда, что мне удалось найти след Фларимона. Не без помощи Жармю, разумеется. Правда, говорить об этом я не собираюсь: о моем замужестве он не знает, да и зная, вряд ли бы помог.
Теперь самое главное — напроситься в дорогу с Эфианом и Жармю. Что-то мне подсказывает, утром сия благородная парочка попытается с нами распрощаться. С одной стороны я не против, но это только с той, с которой Сирин находится. Она ведь к жениху ехала? Вот пусть Феве ее туда и сопровождают. Нет, я не злая, не думайте так плохо обо мне. Но вы сами представьте себе дальнейшее путешествие в ее компании в погоне за сбежавшим супругом. Моим супругом. О котором я торжественно молчала все это время. Не нужны мне лишние хлопоты и заморочки. И пусть это себялюбиво звучит. Проблем хватит и с Эфианом. А уж в компании Жармю…
— Эредет? Ты спишь? — в дверь постучалась Сирин, но не зашла.
— Нет, но скоро усну, — честно сознаюсь в ответ, медленно вылезая из дубовой кадушки, которая заменяла на постоялом дворе ванную.
Хорошо все-таки иметь штатного мага, который в пять минут очистит любую емкость без особого труда. А вы думали я смогу залезть в неизвестно какую бадью?
Сирин встретила меня на пороге нашей общей спальни: Эфиан снял по комнате на двоих (нам с Сирин досталась лучшая, чуть хуже Эфиану и Жармю, совсем простецкая и у лестницы — Феве), причем без всяких намеков со стороны хозяина. Что-то больно вид у нее торжественный.
— Эредет, сегодня спим на новом месте, надо загадывать сон, чтоб невесте жених приснился! — радостно оповестила Благочестивая, едва я присела на кровать.