— Где они? — вопрос вполне логичный, не согласны?
— Там! Я покажу! — едва ли не подпрыгивает от радости леший.
Конечно, как же не радоваться, когда пообещали избавить от проблемы. И не важно, что обещать я ничего не обещала: раз не отказала, то согласилась. Наивно? Не спорю. Но действенно.
Леший продолжал что-то говорить, но я не слушала его. Почему? Дорога легко ложилась под ноги — еще бы леший в своем лесу и не смог дороги нормальной сделать, — и голова была занята совсем иными мыслями. На первый взгляд все по правилам, честь по чести: леший не требует от меня ничего, лишь просит, и я добровольно соглашаюсь выполнить его просьбу. Тогда почему меня одолевают сомнения? Нет, не спорю, что сомневаюсь во всем и во всех, а особенно в себе. Вечно раздумываю, понапрасну рассуждаю, не верю в собственные силы. Но сейчас совсем по-другому: какая-то мысль или вещь не дает покоя.
Вот леший — кто он? По идее хозяин леса. Хотя скорее смотритель: как садовник, как егерь, как стражник. Да-да, именно так. Ведь не создавал он лес, не сотворил жизнь в нем, но охраняет. И как у садовника крепкая палка да злая собака, так и у лешего есть свои способы спровадить из леса нежелательных гостей. Так почему он до сих пор не прогнал разбойников?
… А крови на поляне не было…
Не спорю: страшнее человека на самом деле никого нет. И это не предубеждение! Просто люди настолько жаждут власти, богатства, да вообще всего, что забывают о морали, о бесценности самой жизни. Возможно, я слишком пафосна в своих суждениях, но такое часто бывает. И пример у меня практически перед глазами. Ну, или скоро будет перед глазами — к разбойникам ведь иду. А у них хватило сил «привлечь» в свои ряды пиктоли.
Я уже говорила, что не всякий леший способен справиться с чужаком один на один, но вот завести в чащобу, заплутать на тропинках, заблудить в трех соснах — вполне. Пробовал ли здешний леший так поступить с разбойниками?
… А крови на поляне не было…
Возможно, на них это не подействовало. Но не один же раз это сделать можно! После недели плутания по болотам да чащобам враз из леса сбежали бы. Однако они явно прячутся в лесу. Причем удачно прячутся, ведь их поймать не могут.
… А крови на поляне не было…
И ни за что не поверю, будто леший не мог сбить их с дороги. А уж прятаться… Да без его ведома…
…А следов крови на поляне не было…
Ох! Не может быть! Но… Леший помогает разбойникам!
От столь невероятного предположения я даже споткнулась.
— Что случилось? — леший тут же кинулся ко мне.
— Зац-цеп-пилась… — еле выдавила из себя.
— А-а, — кивнул леший, помогая подняться.
Ой-ей! А это уже совсем плохо. И верно-то как получается: потому разбойников не могут найти, что леший им спрятаться помогает, так же, как прятать следы — ведь иначе кровь не могла с полянки исчезнуть! Что же это получается: он и меня им сдать решил? Но как? А закон?
А что закон? Тут как раз все в порядке: леший меня ни к чему не принуждает, лишнего не просит, золота не требует. Но разбойники, сумевшие полонить того пиктоли, наверняка способны справиться и со мной, тем более сил у меня немного. И когда разбойники поделятся с лешим добычей (и золотом в том числе) никакого нарушения не будет: леший ведь меня не принуждал.
Всевышний, как мне быть? Что сделать? Сбежать от лешего — бред полнейший, невозможно это в его лесу. Сразиться? Я похожа на сумасшедшую? И как вы себе это представляете? Сдаться и идти к разбойникам? Естественно нет! Тогда что?
На миг, всего лишь один, до боли короткий, но такой вечный, мне показалось… Не может быть. А вдруг? Деревья не просто шумели, они говорили. Сейчас разобрать их слов не могу, но в тот миг я поняла: попросить лес о защите. Нет, не так — обратиться к Лесу. Сама ведь утверждала, что леший — это вроде как смотритель. Значит, хозяин — кто-то иной. Лес — вот кто хозяин, сам себе господин и слуга.
«Не ищу выгоды корыстной. Не жажду власти ненужной. Не прошу богатства бессмысленного. А только во спасение о милости молю. Лишь о защите прошу…» — слова, начертанные на обложке старой книги, где читала про дройдель. В самый первый раз я их не заметила. Потом — не поняла. Теперь — знаю их смысл. Просить о защите у сущего — сложно и просто. Сложно: надо искренне верить, что помощь придет. Просто: надо просто поверить. Почему такие важные слова были на книге об оружии? Быть может потому, что не для убийцы она писалась, а для защитника. Сейчас не время об этом рассуждать, да и сил нет.
— Не ищу выгоды корыстной. Не жажду власти ненужной. Не прошу богатства бессмысленного. А только во спасение о милости молю. Лишь о защите прошу тебя — Лес. Ответь на призыв мой. Огради от чар злых. Не попусти предательству и беззаконию! — начинаю шептать, но голос набирают силу, словно молодое деревце: еще вчера семя, уже сегодня росток, а завтра — могучий великан.
Леший сверкнул алыми глазами, захрипел. И без того несимпатичная рожа исказилась ненавистью и злобой. Он уже изготовился к прыжку, но что-то его остановило. Что-то? Травинка… Всего лишь былинка — маленькая, слабенькая, но крепкая и сильная.
Сперва одна травинка, за ней другая. А тут и деревья ветвями коснулись предателя. Миг, и нет его. И тишина.
От избытка чувств не смогла устоять на ногах, совсем уж по-простецки шмякнувшись на землю — то-то бы Сирин возмущалась.
— Спасибо тебе, дитя, — голос, сотканный из шелеста листьев, шепота травы, перезвона ручейков, птичьих песен, раздался совсем рядом.
В страхе поднимаю глаза, а передо мной… То девчушка-озорница, то старуха-ведунья, то молодка-певунья — ее облик меняется каждый миг.
— Вы кто? — не очень вежливо получилось, но на всякие церемонии меня сейчас не хватит.
— Лешая, — все тот же голос леса.
Да, именно леса, всех его составляющих. И нечего удивляться: если есть леший, почему бы не быть лешей? Удивительней другое: если она есть, то почему тот леший хозяйничал в лесу? Но это уже не мое дело, как говорится в чужой избе свои порядки.
— Спасибо за помощь, дитя, — улыбается лешая.
— Э… да я… тут… — связного ответа не получается, только лепет.
— Твоя смелость и твое мужество еще понадобятся тебе на пути, — почему-то грустно вздыхает лешая.
— Это вы о чем? — ура, меня хватило на целую фразу.
— Твой путь долог, тревожен, но достоин. Не сворачивай с него. И не отказывай другим в помощи, — загадочно ответила лешая.
— Другим? Так мне тому пиктоли все-таки придется помогать?
— Придется, — согласно кивает лешая. — Кроме тебя никто не справится.
Вот только не надо меня на подвиги подбивать, я на них не способна.
— Я не знаю как ему помочь, — все еще надеюсь отвертеться от этой работенки.
— А как Лес о помощи просить знала? — хитро прищуривается девчушка-озорница и тут же старуха-ведунья ласково улыбается мне — Ты знаешь, просто не помнишь. Но придет время, и знания будут рядом.
Сказала и растаяла легким туманом.
Можно, конечно, сослаться, что дорогу не знаю, но явственный запах дыма путеводной ниточкой потянул за собой. Ладно, пойду вперед, все равно назад дороги не помню.
Устраиваясь на ночлег, разбойники не сильно отличаются от обычных путешественников: тот же костер в центре, те же охранники на ночь, те же плащи да одеяла. Только над их стоянкой мошкарой вьется страх, боль и ненависть. Возможно, мне все это чудится, спорить не буду. Ладно, это не так важно. Мне нужно найти пиктоли. Знать бы еще где искать. Разумней всего предположить, что его будут держать в пределах видимости, но не слишком близко к костру, к самим разбойникам. А такое место мне пока только одно видится — на противоположной стороне стоянки. Очень надеюсь, что сумею добраться туда, создавая не слишком много шума.
За прошедший день, да и ночь, пережила немало, и, казалось бы, страх должен был покинуть меня всерьез и надолго, помахав на прощание платочком. Ан нет, дрожу как последний лист на холодном ветру. Но то ли я приноровилась к легкому шагу, то ли лешая помогла (что вероятней всего), до пиктоли добралась тихо. И почти вплотную. Это самое «почти» заключалось в молоденьких елочках сплошным забором окружавших заключенного. Да я и сама запуталась в колючих ветвях старой ели.