Ума не приложу, как я не подпрыгнула от испуга. Впрочем, так же как и не услышала его — засмотрелась на кольцо.
— Оно мое, — резко отвечаю — будто кто сомневается в его принадлежности, — вновь пряча дубовый венок под печаткой папа.
— Кто ж спорит, — пожал плечами старичок, протягивая мне куртку.
Теперь она на мне не болтается, хотя свободна в рукавах, плечах и на талии. Но это к лучшему: не надо переживать, что не так повернусь, и швы сразу лопнут.
— А вот молодой человек не прятал кольца, наоборот, с гордостью всем показывал, особенно некоторым настырным девицам, — ровным тоном продолжил разговор портной.
— Какой молодой человек? — не успев подумать, ляпнула и выдала себя с головой.
— Эх, молодежь, мы друг от друга не бегали. Все чин чином было: суженная дома ожидает, а нареченный во славу возлюбленной подвиги совершает! — не то осуждая, не то завидуя, пробормотал старичок, пересчитывая монеты.
— А дома скучно, — недовольно бурчу.
Только нравоучений мне сейчас и не хватало.
— Ха, скучно! Заняться чем-нибудь надо! — тут же откликается старичок.
Ему, видимо, поговорить охота. Но кольцо!
— Извините, а вы случайно не знаете, куда тот молодой человек направился? — спрашиваю на всякий случай.
— Домой не лучше поехать? — почему-то решил уточнить портной.
— Если бы, — тяжко вздыхаю в ответ.
Видно что-то разжалобило старика в моем облике, и он, махнув рукой и помянув тихим словом нынешних влюбленных, принялся рассказывать:
— Точного направления не знаю, но мужики видели, как он в сторону Хеврона отправился. А у меня он купил жеттей[10] — с прошлой осени валялся, — на который нынче в Аломе и приграничных с княжеством землях мода пошла. Так что в той стороне искать его стоит.
— Спасибо! Вы… очень-очень мне помогли, — от набегающих слез, лицо старика расплывается, да и нет сил что-то говорить.
Пусть говорить не могу, а вот отдать лишний серебряник — без проблем.
— За что? — искренне недоумевает старичок-портной.
— За все, — пытаюсь улыбнуться сквозь слезы.
— Э, нет, так не пойдет: Калим-портняжка никогда лишнего не брал! — старичок шустро нырнул под прилавок (как он не свалился, не понимаю!). — Вот, возьми, — протянул он мне перчатки, добротные, из кожи хорошей выделки. — В пути пригодятся!
— Спасибо, — благодарно улыбаюсь.
Ой, срочно надо отсюда делать ноги, а то расчувствуюсь и расплачусь — этого мне еще не хватало.
— Не слишком ли долго Эредет у портного? — голос Жармю звучит раздражительно (как всегда) и натянуто.
А-а, понятно: Сирин клещом вцепилась в парня, и теперь он ищет способ освободиться от нее и заодно на ком сорвать злость.
— Может, шьют на месте? — вяло предположил Эфиан, с таким же усердием ковыряясь в тарелке.
Что-то он не спешит на помощь другу. Видимо опять поругались. И когда только успели?
— А хоть бы и шили, давно закончить пора, — вновь бурчит Жармю, пытаясь одновременно дотянуться до краюхи хлеба и сбросить с себя Сирин.
Не получается. Причем ни то, ни другое. И Эфиан не помог. Что же в мое отсутствие случилось: Сирин прилипла к Жармю, и тот ей это позволил (угу, а теперь избавиться не может), вдобавок ко всему эльфу все надоело, и он ударился в меланхолию? Считаете, я преувеличиваю и выдумываю на голом месте? Предложите иное, вдруг вы окажетесь правы.
— А что у нас на обед? — умудрившись улыбнуться, показываюсь на глаза своим спутникам.
В новой куртке, между прочим.
— Я же говорил, шили, — хмыкнул эльф, всем своим видом показывая личное превосходство.
И как его еще не побили?
— Нет, не шили, а подшивали, — вежливо улыбаюсь, будто не замечаю ехидства и прочего. — А еще перчатки прикупила новые, — не то чтобы хвастаюсь, скорее изображаю полную наивность.
— Перчатки? — эльф задумался. — Себе что ли прикупить?..
Его вопрос остался без ответа, впрочем, он его и не ждал.
Обед прошел в напряженном молчании, а все потому, что Сирин принялась воплощать в жизнь заветное желание, намертво прилипнув к Жармю. Эфиан недовольно поглядывал в ее сторону, но не вмешивался, считая, друг сам должен во всем разобраться. Мое мнение никого не интересовало, приходилось делать вид, будто я ничего не вижу. Жармю пытался быть вежливым: он осторожно отцеплял руку Благочестивой от своего рукава, но она через минуту вновь была там; он тихо просил оставить его в покое (в смысле дать ему пообедать); даже попытался пересесть. Только все без толку, абсолютно.