И вновь же Сирин рассказала, что княженка заглядывается и на Жармю, и на Фларимона одновременно, но второй предпочтительней почему-то. И если бы Фларимон не проводил столько времени у постели больной (хм, не только долг оплачивает, но и от очередной влюбленной девицы спасается?), княженка приложила бы все усилия для завлечения принца в свои объятия (получается, Фларимон так и не сказал о нашем браке).
В общем, на меня при каждом посещении выливался целый поток слухов, сплетен, разговоров и прочих сведений. От постоянного присутствия Благочестивой меня спасало лишь наличие в замке ее жениха: Сирин говорила, говорила, говорила, не ожидая в ответ никакой реакции, потом резко вскакивала, вспомнив, что у нее назначена встреча с Малеферсом, и стремительно покидала комнату, едва не снося при этом мебель, слуг и все на свете.
Вот в один из таких моментов «убегания» ко мне решил заглянуть Эфиан. Что спасло его, не знаю, подозреваю — ни единожды поминаемый острый слух. Куда и как смог запрыгнуть эльф, спасаясь от урагана по имени Сирин, тоже не ведаю, но видимо высоко, поскольку после грохот был значительный — видать, откуда-то сверзился.
Эльф долго приходил в себя, всё тревожно оглядывался на дверь, будто та собиралась превратиться в огнедышащего дракона. Однако из драконов, точнее их подобия, да и то по мнению людей, была лишь я, а бросаться на Эфиана я не собиралась. Как и с Фларимоном, мы долго молчали, не зная с чего начать разговор. Первым решился Эфиан, и его вопрос меня не то чтобы удивил, а…
— Почему ты не сказала, что замужем за Фларимоном? — огорошил меня Эфиан.
Э… выходит, Фларимон все-таки рассказал. Но не всем?
— А… ты… Ты сказал бы? — отвечаю вопросом, глядя прямо в сине-карие глаза эльфа.
Эфиан нахмурил брови, что-то прикидывая в голове, потом со вздохом признался:
— Вряд ли.
И что я могла еще сказать?
— Знаешь, я догадывался, что ты не просто так решила путешествовать с нами. Не знаю каким образом, но ты поняла, что мы практически следуем за принцем. Старшим принцем, если быть точным. И я предположил, что ты где-то встретилась с Фларимоном и влюбилась в него (ой, а вот об этом не надо!), поэтому теперь пытаешься его найти. Но жена… Когда вы только успели? — Эфиан не столько объяснял свои рассуждения мне, сколько себе, так чего отвечать, тем более что отвечать не хочется.
Хм, а вот спросить кое-что не мешало бы.
— Эфиан… Как меня спасли? — задаю вопрос и почему-то замираю от страха.
— А Сирин разве не рассказывала? — ехидно улыбается эльф, словно ставя мне в вину общение с Благочестивой.
И что? С одной стороны, помешать ей приходить я не могу, с другой — и не хочу, иначе кто новости рассказывать будет? Но если честно, я пыталась узнать о своем спасении у Сирин. Всего однажды сумев прорваться сквозь поток слов, спросила напрямую. А в ответ получила кучу ахов-охов и пару невразумительных фраз: "Сперва все так сияло, что глаза слепило. Потом свет исчез, а ты… в груди… А потом я потеряла сознание от чувств, даже шишку на голове набила — все по вине этих… Могли бы и подхватить!" Мне почему-то кажется, Сирин потеряла сознание совсем по иной причине. По той же причине и шишка появилась: интересно, чем ее Эфиан приложил — камнем, эфесом меча или собственных сил хватило?
— Не рассказывала, — честно отвечаю эльфу, но был бы и он честен в ответ.
— Ну… тогда и я рассказывать не буду. Лучше у Фларимона спроси, — подмигнул Эфиан и, пожелав здоровья, покинул комнату — его опять спас эльфийский слух: очередной посетительницей оказалась Кимиэль, которую он, мягко говоря, побаивался.
А может… хм, любил?
Как я уже говорила, рана на груди практически исчезла, да и весь процесс выздоровления шел на удивление быстро. Была причиной тому моя вторая ипостась пиктоли, а может и кровь Фларимона, исполняющая желания, — не знаю. А узнать все случая не подворачивалось.
Дни не тянулись за днями все по той же причине — я очень быстро поправлялась. На пятый день прибывший доктор разрешил мне вставать, ходить по комнате, но не более — его беспокоило, что все происходит слишком быстро. Меня бы тоже беспокоило, если б не знала истинных причин, ну, во всяком случае, того, что меня спасли.