– Ты имеешь в виду Игнатьевых? – спросила моя ближница, увидела подтверждающий кивок и поморщилась: – На мой взгляд, с ними обошлись слишком гуманно…
– А чуть подробнее можно? – полюбопытствовала Саша, первой спустившаяся по трапу, добралась до башенки лифта, ткнула в кнопку вызова и превратилась в слух.
– Можно, конечно! – улыбнулась Рюриковна и начала издалека: – Этот особняк строился к совершеннолетию Федора Игнатьева, любимого внука тогдашнего министра финансов, за год до этого поступившего в престижную, но бардачную «Мамку[1]». Парень учился спустя рукава, зато отрывался по полной программе, не вылезая из ночных клубов, ресторанов и элитных публичных домов. Эдак к ноябрю-декабрю подсел на азартные игры и где-то за полгода не только спустил все, что было у него на счету, но и влез в долги. Тем не менее, играть не перестал. В результате заинтересовал агента влияния Папской Курии и попал на крючок, всего за одну ночь задолжав ему двести сорок миллионов рублей!
Во время ее монолога я разглядывал верхний этаж особняка чувством металла и отыскивал каждую обнаруженную камеру на соответствующей схеме системы безопасности, но все равно невольно присвистнул.
– Ага, ты не ослышался! – вздохнула Рюриковна, прошла в кабинку и развернулась ко мне лицом: – В деньгах агент не нуждался, поэтому взял услугой – снабдил Игнатьева-младшего подслушивающей аппаратурой и «попросил» установить ее в кабинете деда. До кондиций профессиональных разведчиков парню было далеко, поэтому трясло его, как при лихорадке. Вот аналитический блок СКД Министерства Финансов и подал сигнал тревоги, а дежурный офицер, проигнорировав допуск высшей категории, прогнал слишком уж разнервничавшегося «гостя» через коридор со сканерами. А после того, как обнаружил и изъял микрокамеры, доложил министру. После чего началось самое интересное. Слишком бдительный сотрудник СБ погиб. В автокатастрофе. Менее, чем через полчаса после сдачи смены напарнику. Изъятые микрокамеры волшебным образом испарились. Вместе с абсолютно всей информацией, так или иначе свидетельствовавшей о совершенном преступлении. А юноша, переговорив с дедом, спокойно отправился домой! Слава Хорсу, одновременно с включением сигнала тревоги сработала одна из незадокументированных возможностей аналитического блока и уведомила о ЧП соответствующий отдел ИСБ. Так что Игнатьевых арестовали. Тем же вечером. И предали суду. А этот особняк конфисковали.
– То есть, в нем еще никто не жил, верно? – на всякий случай уточнила Рыжая, первой вывалившись из лифта на четвертом, «хозяйском» этаже.
– Именно! – кивнула Черная Мамба и условным жестом спросила у меня, насколько свободно можно говорить.
К этому моменту я убедился в полном отсутствии каких-либо «сюрпризов» на «хозяйском» этаже и на всякий случай отключил штатные микрокамеры, поэтому открытым текстом заявил, что особняк условно чист.
Софья, вне всякого сомнения, приняла во внимание слово, едва заметно выделенное интонацией, но все равно подняла тему, обсуждать которую, на мой взгляд, стоило либо в нашем коттедже, либо в зале-«двоечке»:
– Да, это вы будете первыми хозяевами этого поместья. Но систему безопасности я бы поменяла: в свете последних событий его необходимо защитить техно-артефактной охранной системой «Бастион».
– Что за система? – спросил я, мысленно отметив, что настроение Черной Мамбы ухнуло в пропасть. – Я о такой не слышал.
– И не мог. При всем желании… – мрачно буркнула она. – «Бастион» является сверхсовременным аналогом того, чем в свое время защитили стены МАО, и выделяется в единственном экземпляре далеко не каждому прямому потомку Императора.
– Но я не являюсь прямым потомком твоего отца! – напомнил я.
– Ты мой единственный настоящий друг. И я отдам тебе свой.
Я попробовал отказаться, но безуспешно: Черная Мамба даже не стала вслушиваться в мои аргументы и, оказавшись в коридоре, с неподдельным любопытством огляделась по сторонам. Я прервался на полуслове, отложил процесс уговоров на потом, оценил оформление на удивление уютного холла, а потом озвучил распоряжение, придуманное во время изучения поэтажных планов особняка:
– На этом этаже восемь хозяйских покоев. Мои – за последней дверью во-он в том конце коридора. Выбирайте свои.
Лада, Оля и обе неразлучные подружки сорвались с места еще до того, как я закончил говорить. А Рюриковна, проводив их взглядом, уставилась на картину, с которой бесновался шторм.
– Соф, этот боевой приказ касается и тебя! – прикоснувшись к ее плечу, мягко сказал я.