В этот момент ритуал лжи закончился и началась завершающая фаза. Началась настоящая битва за Кузнецкие Врата.
— О… боже! — пробормотал Бенослау.
— Мы пытались сжигать трупы, но кремировать всех не удалось, — объяснил Бирн. — Вот что происходит, когда пять тысяч человек остаются без воды и еды. У нас была и дизентерия, и какая-то легочная инфекция, поэтому мы все собрались в дальней части города. Вам, наверное, захочется поступить так же.
Сейчас песангам и Паду предстояло наблюдать за перемещениями противника. Когда основная часть Пятнадцатой роты войдет в город, ворота будут заперты и на главных улицах запылает огонь.
«Мы можем все сгореть. Я никогда не думал, что мне станет любопытно, как же это, в конце концов, — умереть. И что же будет дальше?»
На стенах, конечно, были установлены пулеметы. Но они были там всю осаду. Пулеметы молчали, ленты были пусты.
«У нас есть патроны».
Две могучие пушки смолкли. Бенослау остановился, чтобы поглазеть на них.
«Ты бы удивился, если бы узнал, сколько пороха можно извлечь из этих огромных блестящих снарядов!»
И еще у него было восемьдесят человек с автоматами, штыками и даже с мачете, готовых снести головы чертовым инди, если те не сгорят в огне.
«Простите, капитан».
Кабинет Касани внезапно показался ему просторным и пустым. Бенослау и его лейтенант сели за стол, Бирн вышел. Хоффман постучал по своему наушнику:
— Вы не возражаете, если я не буду отключать рацию? Мне нужно держать связь со своими людьми. Они выжаты как лимон.
Бенослау отстегнул висевшую на поясе флягу с водой и протянул ее Хоффману. Свой пистолет он положил на стол, на виду:
— Прошу прощения. Я не подумал об этом.
Этот жест едва не сразил Хоффмана окончательно. Враг не должен проявлять к нему сочувствия, он не должен быть лучше его. Он совсем иначе представлял себе эту сцену. Почти против воли он отвинтил крышечку и сделал несколько глотков. Он не пробовал ничего вкуснее и знал, что никогда ничто не покажется ему лучше этой свежей воды, какой бы теплой она ни была.
— Спасибо, — выговорил Хоффман. — Мне нужно что-нибудь подписать?
Через наушник он слышал переговоры Пада и остальных солдат. Он думал, что все начнется чуть ли не сразу же, пока противник еще ничего не сообразил, но он забыл, как много времени требуется двум сотням солдат, чтобы взять ноги в руки, войти в город — даже в такой небольшой — и якобы занять его. Время шло, и настроение у него ухудшалось. Он не хотел видеть и слышать этих инди, не хотел никакого понимания, потому что это ничего не меняло и он не мог отдать Кузнецкие Врата.
«Пути назад нет. Делай свое дело».
— Да, нужно подписать один документ, — подтвердил Бенослау.
Лейтенант начал искать что-то в своей сумке. Хоффман вернул флягу и приказал себе немедленно прекратить рефлексировать.
— Кстати, у нас есть медицинский персонал, так что, если кто-то из ваших солдат ранен или болен, мы можем отправить их в военный госпиталь вместо лагеря для военнопленных.
— Они внутри, — раздался в наушнике голос Пада. — По крайней мере большинство. Мы готовы.
Хоффман закрыл глаза и прошептал:
— Да, сделайте это — за Сандера.
— Простите, я не расслышал вас, лейтенант, — сказал Бенослау.
Первый взрыв выбил стекла в кабинете; должно быть, он произошел гораздо ближе, чем планировали Эван и Карлайл. В потолке образовалась дыра, но он не обрушился. Хоффман бросился под стол, чтобы его не ударило балкой — они трещали и прогибались, — и выхватил пистолет.
Сразу же начался полный хаос. В воздухе висела платная пелена пыли. Нужно было выбираться отсюда и бежать к своему взводу.
— Но мы же обсуждали… — начал было Бенослау, как будто худшим преступлением Хоффмана было то, что он не закончил переговоры.
Капитан лежал на полу с окровавленной головой и пытался нащупать что-то рядом. Возможно, искал пистолет, может, хотел проверить, где его лейтенант, но найти пистолет ему было не суждено.
«Он это знает. Я тоже».
Хоффман выстрелил дважды — так учили. Это было автоматическое действие, палец его нажал на курок как будто сам собой, несмотря на голос в его голове: «Как ты мог это сделать, как мог ты так поступить?» Он оказался у остатков двери еще прежде, чем мозг его зарегистрировал случившееся.
На улицах начались пожары. Здания Серебряной Эры, резные деревянные наличники, горгульи, штукатурка — все это загорелось как спичка. Невидимый Эван запустил цепочку взрывов вдоль всей улицы, тянувшейся с севера на юг и разделявшей город на две части. Целый квартал загорелся почти мгновенно. Пары горючего, поднимавшиеся над пропитанным Имульсией мусором, заполнявшие пустые помещения, начали воспламеняться. Отовсюду слышались автоматные очереди.