— Мы победили, сэр, — сказал Пад. — Я связался со штабом бригады. Они знают, что город наш. Мы все-таки Непобедимые.
— Да, — пробормотал Хоффман. Где-то затрещал автомат. — Точно.
Ноги отказывались идти. Он кое-как добрался до оперативного центра и хотел было присесть, но все стулья вынесли, и он, привалившись к стене, сполз на пол и закрыл глаза. Сколько он ни плевался, во рту оставался неистребимый вкус дыма. Возможно, в конце концов, все это окажется напрасной затеей. Но Кузнецкие Врата не достались сволочам-инди.
Однако вряд ли это сильно утешит Шераю Бирн.
— Сэр! Хоффман, сэр! — Над ним стоял Бай Так и тряс его за плечо. — У вас радио? Слушайте!
Песанг приложил наушник к уху Хоффмана. Говорила пилот вертолета, бодрая женщина с позывными «ВВ», — это был один из новых «Воронов».
— «ВВ Один-Семь» вызывает Кузнецкие Врата, как слышите меня?
Хоффман не в силах был произнести ни слова. Вместо него ответил Бай Так:
— Кузнецкие Врата вызывают «ВВ Один-Семь», это стрелок Так. Лейтенант Хоффман ранен, но он говорит: где вы, мать вашу, шлялись, госпожа?
Пилот ответила по-прежнему веселым, приятным голосом:
— Кузнецкие Врата, это «ВВ Один-Семь» — к вам с обеих сторон направляется целая куча всякого транспорта КОГ, расчетное время прибытия — один час, но раненых готовьте для вертолета через десять минут.
Хоффман не ощутил эйфории. Он не зарыдал от счастья, не бросился на шею Баю Таку, не произнес подходящей заключительной реплики, чтобы подвести черту под этим кошмаром, как делали герои фильмов. В реальной жизни все было совсем не так. Его душила ярость, не находившая выхода. Было невыносимо думать о том, что теперь двое детей вырастут, никогда в жизни не увидев отца. Хоффман не мог представить себе ничего хуже этого.
Бай Так протянул руку и снял что-то со стены у него над головой. Это была одна из бесчисленных акварелей Сандера с видом Анвегада. Он осторожно свернул ее в трубку и сунул в пустую кобуру на поясе Хоффмана.
— Вот, сэр, — сказал Бай. — Это для вашей миссис Хоффман. Чтобы она знала, что вы сделали в Кузнецких Вратах.
Поместье Фениксов, восточная баррикада, Хасинто, спустя две недели после снятия осады Анвегада
Адам Феникс с трудом выбрался из такси, полный решимости ради Маркуса держаться прямо и выглядеть бодрым.
Трудно объяснить маленькому ребенку, что хромота и костыли — это не страшно. Первое впечатление будет самым главным. Адам хотел, чтобы Маркус понял одно: его отец сдержал свое обещание и вернулся домой. Возможно, это воспоминание останется с мальчиком навсегда, и оно должно быть позитивным.
Дверь открыла Элейн — как обычно, она не доверяла это экономке — и какое-то время просто стояла молча. Возвращение домой всегда было нелегким моментом. Им столько нужно было рассказать друг другу, излить душу, но Адам всякий раз не знал, что ему делать — то ли сжать ее в объятиях, то ли разрыдаться у нее на плече, или броситься к Маркусу, или… черт, ему хотелось сделать все это одновременно. Но отец никогда не подавал ему примера, как вести себя в такой ситуации, — ничего из перечисленного он не делал. Облегчение словно парализовало его — да, он действительно дома, ему это не снится, и на следующий день, проснувшись, он тоже окажется дома. Адам просто осторожно поднялся по ступенькам и, обняв Элейн, спрятал лицо в ее волосах.
— Когда в новостях сказали, что солдаты Двадцать шестого окружены в Кузнецких Вратах, — наконец заговорила она, — я думала, что ты там. Удивилась, узнав, что ты ранен.
— Я в порядке, — ответил он. — Там был взвод Коннот. Бедняги.
— Папа! Папа!
Маркус бежал к нему по выложенному плитками полу вестибюля. Адам наклонился и раскрыл объятия, чтобы подхватить сына на руки, — на этот раз, черт возьми, он не будет вести себя как его собственный отец. Он будет любить, баловать ребенка, выражать свои чувства к сыну, обнимать его, выполнять все свои обещания. Но Маркус внезапно остановился и дальше пошел медленно и важно, словно вдруг вспомнил, что надо вести себя прилично, как подобает главному мужчине в доме. Он взглянул Адаму в глаза — в этот момент лица их находились на одном уровне — с таким выражением, словно ждал подобного поведения и от него.
— Я скучал по тебе, Маркус, — произнес Адам, выпрямляясь. Момент был упущен, и он удовольствовался тем, что взъерошил сыну волосы. — Очень скучал.
— А что у тебя с ногой? — спросил Маркус. — А ты на войне всех спас?