— Ну что опять случилось?
Он попытался изобразить смешок — совершенно не похоже на Хоффмана:
— Разве тебе нужно что-то объяснять?
— Скажи мне, что ты не пристрелил Прескотта.
Она шутила — по крайней мере пыталась.
— Послушай, мне нужно тебе кое-что показать, — начал Хоффман. — Больше я ни с кем не могу обсудить эту вещь.
— Ты меня пугаешь, Вик.
Хоффман сел на табурет рядом с ней и вытащил из-под брони какой-то предмет. Это был компьютерный диск. Он протянул ей диск, зажав между указательным и средним пальцами, как сигарету.
— Как ты думаешь, что это такое?
— Судя по твоему лицу, не таблицы с нашим жалованьем.
— Я понятия не имею, что на этом чертовом диске. Я знаю только, что он зашифрован, компьютеры КОГ не могут его прочесть, и Прескотт не хотел, чтобы я его видел.
— Где ты его взял?
— Я взломал его письменный стол.
— Ничего себе! Честный, благородный Вик опускается до уровня грешного человечества.
— Что там может быть такого секретного, о чем он не говорит мне, хотя мы уже третий раз идем ко дну?
— Он из тех людей, которые считают, что сегодняшняя дата — это секретная информация. Там может быть все, что угодно.
Хоффман уставился на диск с таким видом, словно собирался прожечь его взглядом:
— Мне очень нужно узнать, что там содержится.
— Так спроси его. Ну, давай выясни с ним отношения раз и навсегда. Я тебя поддержу. Уверена на все сто, что Маркус тоже поддержит.
— У меня был такой шанс. — Хоффман забарабанил пальцами по столешнице. — И я его упустил.
Хоффман положил руки на стойку и на несколько секунд уронил на них голову. Он редко поддавался слабости, редко позволял себе демонстрировать усталость, уязвимость. Берни попыталась придумать, что бы такого мог затевать Прескотт. В мире не осталось секретов, которые стоило бы хранить, — хотя, возможно, Председатель обнаружил тайные запасы кофе и вознамерился приберечь их для себя. Все вещи, о которых раньше так волновалось правительство, давно потеряли всякое значение.
— Отдай его Блондину, — посоветовала она. Она терпеть не могла видеть Хоффмана в таком состоянии. — Он в два счета это раскусит. Однако спроси себя, что ты будешь делать, когда раскроешь свою тайну. Может, тебе совсем не захочется это знать.
— Возможно, я в своей жизни мало чего достиг, но я хотя бы умею выбирать разумных женщин.
— Теперь и Берни сгодится, да? — вырвалось у нее, прежде чем она успела обдумать свои слова. Однако она хотела, чтобы он понял, какую боль причинил ей тогда, много лет назад, и что если она и простила, то все-таки не забыла его поступок. — На безрыбье и рак рыба?
— Послушай, я понимаю, что повел себя тогда не лучшим образом. Но я повзрослел с тех пор. Мне очень жаль, что так вышло.
— Нам с тобой по шестьдесят, Вик, — пора бы уж повзрослеть, черт возьми! — Она тут же пожалела о сказанном, однако знала, что донесла до него то, что хотела донести. — Кстати, насчет секретов. Ты когда-нибудь закончишь рассказывать о Кузнецких Вратах или мне ждать выхода твоих мемуаров?
Берни готова была проявить терпение и сочувствие. Она бы вытащила из него эту историю по строчке, но после того, как их перебивали и отвлекали столько раз за последнюю неделю, она уже решила, что ей не суждено узнать правду. Сейчас лучшей тактикой было его раздразнить.
— Нет. Нет, ждать не нужно. — Хоффман протянул руку к ее стакану, и она подумала, что он собирается допить остатки, но вместо этого он отодвинул ром в дальний конец стойки. — Давай покончим с этим прямо сейчас. Я расскажу все, до последнего слова.
Ремонтные мастерские базы Вектес, на следующий день
Определенно, это был день истины.
Хоффман, обходя мастерскую в поисках Бэрда, чувствовал себя так, словно помолодел на несколько лет и с плеч его свалился тяжкий груз. Ему всегда мерещилось, что, услышав рассказ об Анвегаде, Берни будет смотреть на него с отвращением. Но она кивнула, сказала, что поступила бы с офицером-инди точно так же, и согласилась, что тот кашкурец получил по заслугам. Она, видимо, не поняла, что его терзают именно воспоминания об офицере, а не о казни вора.
Она спросила его, знает ли Сэм о том, что ее отец отказался от возможности уехать с женой. Берни чувствовала подобные вещи. Именно она в конце концов рассказала Дому о смерти его брата Карлоса. Она по собственному опыту знала, как тяжело дается это решение — взвалить на плечи товарища груз правды о любимом человеке, плохой или хорошей.