— Ублюдки! — Это произнес пожилой человек из городского совета Пелруана; на его поношенном кителе красовались многочисленные награды времен Маятниковых войн, включая медаль Праотцев. Нет, он не собирался ничего забывать. — Никогда не прощу их. Особенно тех, кто не раскаивается в своих зверствах.
Хоффман заметил ленточки, свидетельствующие о кампаниях, в которых участвовал старик, и решил подбирать слова осторожно. Сложно ориентироваться в мире, где вчерашние смертельные враги завтра становятся союзниками. Однако у него самого желчь разливалась при произнесении некоего иного слова, поэтому он мог смотреть на инди относительно беспристрастно.
«А может, нельзя смотреть беспристрастно? Я знаю, что они творили. Я знаю, о чем говорит этот старик. Но они — не единственные. Всем нам приходилось совершать вещи, о которых хотелось бы забыть».
— Это инди, у которых полно горючего, — наконец произнес Хоффман, сообразив, что Прескотт все слышит. На первый взгляд казалось, что внимание Председателя поглощено беженцами, но легкий наклон головы показывал Хоффману: он фиксирует все, что говорится в радиусе нескольких метров вокруг него. — Никто не просит вас прощать. Просто примите их Имульсию как репарации.
Старик взглянул на Хоффмана с таким выражением, как будто тот был не ветераном, а сопливым мальчишкой:
— Мои товарищи умерли в трудовом лагере в Горасной. — Он слегка отогнул лацкан кителя, чтобы Хоффман смог разглядеть полковой значок с трезубцем — символом полка герцога Толлена. — Пусть инди засунут свое горючее себе в задницу.
— Тогда скажите, зачем вы сегодня сюда пришли?
— Просто хотел посмотреть, как они выгладят без автоматов в руках, — бросил старик. Ему было за семьдесят; он был всего на десять-пятнадцать лет старше Хоффмана, но после определенного рубежа люди начинают стремительно дряхлеть. — Каждый человек должен когда-нибудь взглянуть своим страхам в лицо. Верно?
А изверги должны признать свою вину; только после этого возможно прошение. Горасная пока не собиралась этого делать. Возможно, не соберется никогда.
— Верно, — произнес Хоффман.
Ветеран повернулся спиной к потоку новых граждан, изливавшемуся на пристань, и, прихрамывая, отправился восвояси. Людям из Горасной не угрожала радостная приветственная делегация из городка, расположенного на севере острова, — это было ясно.
Прескотт сделал шаг назад и, слегка наклонив голову, зашептал в ухо Хоффману:
— Это не предвещает ничего хорошего, Виктор.
— А вы чего ожидали?
— Но это же было еще до прошлой войны. Это уже древняя история.
— Только не здесь.
Пока остальной мир горел в огне, жители Вектеса вели тихую жизнь и ничто не отвлекало их от воспоминаний. Остров был отрезан от КОГ после применения «Молота Зари», хотя неизвестно было, считают ли островитяне сейчас, что им повезло.
— Для некоторых из них это случилось еще вчера.
— А для вас?
— Я не сражался на восточном фронте, — ответил Хоффман. У него были свои кошмары, как и у любого солдата, но они не имели ничего общего с Горасной. — С другой стороны, не думаю, что и у инди сохранились о нас особо приятные воспоминания.
Прескотт медленно сделал вдох, по-прежнему не сводя взгляда с процессии гораснийцев:
— Я не допущу возникновения гетто в человеческом обществе, но давайте смотреть правде в лицо. Нужно оградить этих людей от общения с прочими гражданскими до тех пор, пока мы не будем абсолютно уверены в том, что все привыкли к этой мысли. Как и граждан, проходящих период реабилитации.
— Мы их теперь так называем? — Хоффман был по горло сыт эвфемизмами. — Тогда позвольте мне вычеркнуть из своего активного словаря слово «бродяга». А то я думал, что мы держим граждан, проходящих период реабилитации, отдельно от всех из соображений безопасности: чтобы они не сообщали тем, кто не хочет реабилитации, о маршрутах наших патрулей.
Если раздражение в голосе Хоффмана и задело Прескотта, он ничем этого не показал. Напротив, этот сукин сын глупо ухмыльнулся:
— А кто говорит, что осторожность в обращении с беженцами из Горасной также не вызвана соображениями безопасности?
«Беженцы» — какая ирония! Обитатели военно-морской базы Вектес лишь несколько месяцев тому назад бежали из Старого Хасинто. В новом мире после Саранчи границы устанавливались быстро. Хоффман, подняв взгляд, заметил трех членов городского совета Пелруана — они переговаривались о чем-то, стоя отдельно от всех. Но не важно; один из них все равно был слишком молод, чтобы участвовать в Маятниковых войнах. Как и половина гораснийцев. Однако это не означало, что молодежь не унаследовала от родителей каких-либо воззрений.