Я вернулся на лестницу и посмотрел вверх.
Никаких признаков Моники я не обнаружил, но потом…
Щёлк!
Звук прозвучал достаточно быстро, чтобы я успел взглянуть на дверь на площадке второго этажа. Она закрылась у меня на глазах.
Второй этаж, — подумал я. — ЗАПЕРТЫЙ этаж. Моника, по какой-то причине, явно имела к нему доступ.
Нахмурившись, я вернулся в атриум. Почему это меня заинтересовало я не мог понять…
Дружелюбный коридорный и портье приветствовали меня, когда я проходил мимо.
— Если вы не возражаете, сэр, я хотел бы узнать причину, по которой второй этаж заперт.
Возможно, это было моё разыгравшееся воображение, но его стандартная улыбка и добродушие, на мгновение исчезли:
— Но вы же живёте на четвёртом этаже, мистер Морли. Зачем вы…
— Ну конечно! — я пытался казаться пренебрежительным. — Теперь буду внимательней, просто я по ошибке дергал ручку второго этажа думая, что это выход, — я бы не назвал это ложью, а скажем так, скромным отклонением от истины.
Добродушное выражение снова вернулось на лицо мужчины:
— Второй этаж запирается на замок из-за ремонта. Работы не должны занять больше месяца.
— Понимаю. Что ж, спасибо, добрый человек, за удовлетворение моего довольно бесполезного любопытства. Я должен был догадаться!
А потом я пожелал ему доброго вечера.
Затем я направился через дорогу в «Закусочную Рэксолла», где меня уже на улице встретили аппетитные ароматы. Заведение внутри было безупречно чистым и обставлено простыми стульями и столами, а также не слишком удивительными для подобного места морскими украшениями: фотографии старого, мокрого от дождя лодочника, гордо демонстрирующего крупных рыб, штурвал и корабельное стекло, рыболовные сети с поплавками, украшающими углы. Я предположил, что возможно, до реконструкции эта самая закусочная могла быть мрачной столовой, в которой Роберт Олмстед неохотно обедал, когда никчемные бездельники бросали на него странные взгляды.
Латунные фонарики с причудливыми свечами украшали каждый деревянный стол. Однако я удивился, когда заметил, что мистера Гаррета нигде не видно. Только один столик был занят тихонько разговаривающей парой.
Когда ко мне подошла официантка с меню, она потеряла дар речи.
Я не мог быть более доволен! Это была Мэри…
— Какой приятный сюрприз, Мэри, — я старался сдержать радость.
— Фостер! — она улыбнулась и прижала руку к моей спине, чтобы подтолкнуть меня к углу. — Займи столик у окна. Там прекрасный вид, когда садиться солнце. Я так рада, что ты смог прийти.
— Я и понятия не имел, что ты здесь работаешь.
— О, я просто иногда подменяю подругу. Но деньги здесь платят неплохие, теперь, когда наш замечательный президент подписал закон «O минимальной заработной плате».
Я читал об этом: не меньше довольно скудных сорока центов в час. Но потом мне пришлось постоянно напоминать себе, что случай — и тяжелый труд моего отца, а не мой собственный — дал мне статус гораздо более удачливый, чем у большинства.
Мэри наполнила мой стакан, когда я сел за столик.
— Tы нашел тихое, спокойное место, чтобы почитать книгу?
— О, «Тень над Инсмутом»… — я уже и забыл, что это была моя первоначальная цель. — На самом деле я был так занят, разгуливая по городу, что так и не добрался до неё. Думаю, завтра. После нашего ланча, который, я очень надеюсь, все еще состоится.
Внезапно она вздохнула и театрально опустила голову:
— Ты что, шутишь? Я не могу дождаться! Это будет мой первый выходной за несколько месяцев!
Это меня смутило.
— Мэри, нет ничего более восхитительного, чем трудолюбие, — я наклонился ближе. — Но я бы хотел, чтобы тебе не приходилось работать столько времени в положении.
— Ты такой милый, Фостер, — усмехнулась она и сжала мою руку. — Но тяжелая работа — это то, что сделало Америку, не так ли?
— Да, это так, — сказал я, хотя немного и виновато.
— Кроме того, доктор Анструтер говорит, что можно работать до восьмого месяца, только не слишком усердствовать и напрягаться.
Я был уверен, что это правда, но всё же беспокоился. Когда она наклонилась, чтобы вручить мне меню, я смог различить кусочек долины ее груди, затем вспомнил, во-первых, выцветшую фотографию, а во-вторых, мгновенный проблеск ее груди в задней комнате «Бакстера». А потом снова появилась эта совершенная долина плоти.