Святослав Логинов
Ужас из-под кровати
Глава 1
Снятся руки без ногтей
Подкроватные,
У замученных детей
Лица ватные.
Видишь, путь белеет твой
Чистым ватманом.
А присмотришься — не вой,
Ад на нём.
— Не суй свой нос в чужой вопрос!
Иногда так хочется сказать рисковую фразу, за которую можно поплатиться жизнью и даже чем-то большим. Полин не знал, что может быть больше жизни, но тайна щекотала воображение, заставляя ходить по краю обрыва.
«Любопытной Варваре на базаре нос оторвали», «Любопытному на днях прищемили нос в дверях», «Любопытство не порок, но большое свинство» — тоже о любопытстве, хотя и без носа. «Остаться с носом», — это уже не о любопытстве, но про нос и, значит, тоже рискованно.
— Что ты сказал? — с неприкрытой угрозой спросил Махан.
Махан это не кликуха, а что-то вроде имени, хотя и не настоящего. По фамилии к Махану только Чучителка обращается, а как его на самом деле зовут, не знает никто. Махан туп, как столовый нож, но во всякой фразе, даже если обращаются не к нему, видит подначку и готов разбираться кулаками с тем, кто, по его мнению, сказал что-то не то. Получить по морде от Махана очень не хочется, но юлить и оправдываться нельзя, тогда точно навлечёшь на себя самые тяжкие подозрения.
— То и сказал! — твёрдо произнёс Полин. — Не фиг этому Будьке всюду подглядывать, вынюхивать да подслушивать, а потом сплетни разносить. Кто с кем поругался, кто с кем целовался, обо всём Будька трезвонит, каждому по секрету. Всяко дело, укоротить его надо.
Полин мог бы долго говорить, но вовремя прикусил язык. Он-то говорить может, а Махан столько времени слушать не способен. Нальётся бордовой краской и заедет кулачищем тебе в лоб. Потом и сам не сможет понять — зачем бил? А просто, чтобы не умничал.
Вся группа сидела в игровой комнате, и всё это называлось свободным временем. Предполагалось, что воспитанники будут играть и общаться без присмотра взрослых. И они послушно играли, перекладывая различные дидактические материалы и изредка переговариваясь между собой. Почти все, впрочем, предпочитали помалкивать или бубнить что-то под нос. Ведь именно из-за разговоров чаще всего случались драки. В таких случаях немедленно появлялась Мамочка, поэтому до смерти воспитанников убивали редко. А умный Полин понимал, что и во время свободного времени они находятся под неусыпным надзором, и, значит, язык распускать нельзя.
И всё же, иногда было не удержаться, чтобы не сказать рисковую фразу. Махан — ерунда, ну, расквасит харю, всего-то делов, а вот что скажет Мамочка?..
Мамочку звали Антонина Викентьевна. Полин при всём желании такое словосочетание произнести не мог, да и никто из воспитанников, насколько Полин мог судить, не умел правильно произнести это имя. Хотя на самом деле Мамочку Антонину Викентьевну звали Хозяйка. Это было подлинное имя, его знали все, но произносить его не рекомендовалось. Только невыразимое имя врага было засекречено ещё строже. Оно никогда не произносилось, да и кто осмелился бы его произнести? Известно было лишь, что если оно прозвучит, его узнает любой, а следом явится и сам враг. Хорошие мальчики слов таких не знают и даже наедине с собой выговорить их не сумеют.
Мамочка вошла в игровую комнату, и все сразу прекратили заниматься развивающими играми.
— Ну что, детки, — скомандовала Мамочка, — пьём молочко и ложимся баиньки.
— А на горшок? — басом спросил Махан.
— Кому надо, тот, конечно, пойдёт на горшок. Но сначала пьём молочко.
Воспитанники быстро перешли в столовую и расселись по местам. Тут можно было сразу понять, кто у Мамочки в любимцах, а кто в большом подозрении, что он или она мальчишка-неслух или дурная девчонка. На лучшем месте, конечно, сидел Махан, а у двери в туалет — задохлик Тюпа. У Полина место было посередине, как раз такое, к какому он стремился. Вот только Будька сидел рядом, и от него, как всегда, противно воняло.
Повариха тётя Капа внесла поднос с чашками и небольшой кастрюлькой, в которой были разведены пивные дрожжи. Следом дядя Саша приволок здоровенную кастрюлю с кипячёным молоком.
Тётю Капу следовало называть Капитолиной Самановной, хотя никто её так не называл, кроме Мамочки. А дядя Саша был дядей Сашей, и его никак не следовало называть. Он был истопником и вылезал из своей кочегарки, только когда надо было передвинуть что-то тяжёлое или, как сейчас, принести в группу кастрюлю с тёплым молоком. Разговоры с дядей Сашей Антонина Викентьевна не одобряла. Воспитанники шептались меж собой, что ослушникам грозят ужасные кары, хотя, по взаправде, добрейшая Мамочка никогда никого не наказывала.