Тётя Капа влила дрожжи в молоко, споро перемешала большим половником и принялась разливать смесь по чашкам.
Первая чашка, разумеется, досталась Махану, последняя Тюпе. Полин любил сладкие дрожжи. Он быстро управился со своей порцией и, если бы мог, вылизал бы чашку, хотя хорошие мальчики ни чашки, ни тарелки не лижут. Куда быстрее Полина разобрался с дрожжами Махан и тут же громко потребовал:
— Ещё!
— Осталось там? — спросила Мамочка.
— Есть с полчашечки.
— Ну, так дай ребёнку.
Ребёнок громко зачавкал.
Полин тоже был непрочь получить добавку, но ему никогда не доставалось.
— А теперь — баиньки! — объявила Мамочка.
— На горшок! — затрубил Махан. Все оправления его организма были ему чрезвычайно дороги и непременно объявлялись во всеуслышание.
В конце концов, горшечная эпопея закончилась, воспитанники улеглись по кроватям, свет в игровой и столовой был погашен, лишь в спальне и туалете мертвенно синели ночники.
— Спокойной ноченьки, детки! — произнесла Мамочка и ушла, плотно прикрыв дверь.
Полин знал, что ночью в детском доме должна дежурить ночная нянечка, но у них никакой нянечки не было. Зато Хозяйка ночевала здесь же, хотя никому в голову не могло прийти потревожить её сон.
Синие ночники окрашивали лица воспитанников в трупный цвет. Никто ещё не спал. Потом из полутьмы послышался голос:
— У Мамочки в кабинете на стене картина висит, и никто не может понять, что там нарисовано. Какая-то мазня, будто Фика кисточкой водила. На самом деле там дряка кусачая прячется, просто её днём не видно. А ночью она наружу выползает, чтобы никто без разрешения в кабинет не забрался. Зато кого Маменька за плохое поведение в кабинет вызывает, то дряка из картины смотрит и запоминает. Ночью через щёлку проползёт, отыщет баловника и хапнет. Поэтому Маменька никого не наказывает, за неё дряка старается.
— Что ты сказал? — прогудел Махан.
— Что слышал… — дерзко ответил какой-то невидимый бунтовщик.
Ночью Махана не так боялись, он редко вылезал из своей кровати, разве что с дрожжей начинало сильно пучить. Но знаменитый горшок стоял у него не в туалете, как у всех детей, а под кроватью.
Полин поглядел с прищуром, стараясь рассмотреть, кто говорил только что. Глядя с прищуром можно увидеть истинную природу говорящего, но сейчас синий свет не давал ничего разобрать.
— Будет вам… — примиряюще произнёс ещё кто-то из мальчишек. Явно сильный, из тех, кто не боится Махана. — Устроите драку, хозяйка придёт, всем влетит. Знаете же, ночью драться нельзя. Сейчас время не драк, а подкроватных чудищ. Они уже тут, смотрят и слушают, что мы болтаем.
Назвать Мамочку истинным именем — на это осмеливались немногие, да и то под синей лампой, когда не разобрать говорящего. Разве что чудища могут разобрать, но это уже судьба, кому как повезёт. Чудища не любят свидетелей, они ждут, пока все уснут. Тем не менее, ссора пригасла, не начавшись.
— А вот кто скажет, — вроде бы это говорил прежний миротворец, — какое истинное имя у тёти Капы?
— Нет у неё истинного имени, — сказал Полин, стараясь изменить голос, чтобы не узнали. — Тётя Капа она, и всё.
— Как же нету, — возразила какая-то девчонка, — если она нам кушать приносит?
Полин мог бы возразить, но не стал этого делать. На тётю Капу Полин не раз смотрел с прищуром, но не видел в ней ничего, что указывало бы на наличие у поварихи истинного имени. Но сказать такое — значит выдать себя. А спорить просто так Полин не любил.
Воспитанники часто спорили по всякому поводу и без повода. Спорить — значило подойти друг к другу, вытянувшись, как можно выше, кто может, так и на цыпочки подняться, и громко кричать: «Да-да-да-да!» или «Нет-нет-нет-нет!» — кто кого перекричит, тот и прав.
Спорщица, не дождавшись возражений, принялась развивать тему:
— Зато у дяди Саши истинное имя — Повелитель Кочерги. Я знаю, у него в котельной кочерга есть, вся чёрная, хотя она ненужная, потому что там газ.
— Он может эту кочергу раскалить в огне и прижечь того, кто в кочегарку сунется, — уж этот кляузный голосок Полин узнал бы среди кучи других.
— Что, Будька, — сказал Полин, — ты, небось, часто в кочегарку совался, и дядя Саша тебе крепко кочергой нос прижёг. А то откуда ты про кочергу знаешь?
Будька засопел и ничего не ответил.
Славненько получилось. О таком Будька ябедничать не станет, ни Маменьке, ни Махану, ведь это значит, доносить на самого себя. А Махан, наверняка, к утру всё забудет.