— А я, — спросил Полин. — Я тоже такой, как Махан? Или как Фика. Такая славная девочка была, и рисует она лучше всех, но сейчас у неё картинки злыми стали, а когда я на неё с прищуром глянул, то увидал, что у неё на руках чешуя нарастает.
— Ты молодец. Ты не чудовище, а мой помощник и тоже не поддаёшься Хозяйкиному воспитанию. И Тюпу мы спасём, а повезёт, то и ноги ему вылечим, будет бегать быстрей Нявки. И Фику вылечим, у неё случай не запущенный. Я постараюсь, чтобы утром Шаманка не пришла, но даже если она появится — ничего страшного. Веди себя как обычно. Думаю, через день или два мы этот нарыв вскроем. И только если совсем прижмёт, зови меня.
— Как?
— А вот… — дядя Саша наклонился и шепнул что-то на ухо Полину.
Полин замер. Ни разу не слышал он этих звуков, но узнал их мгновенно. Неправду говорят, что никто не может повторить такие слова. Если знать их, они произносятся легко и свободно, особенно для Полина, которому иные слова давались с трудом.
Сначала будто зарычал на врага, потом гамкнул, что есть силы, а под конец призывно завыл. Хорошие мальчики не рычат, не гамкают и, тем более, не воют, но Полину больше не хотелось быть хорошим мальчиком.
Дядя Саша взял Тюпу на руки, понёс в спальню. Полин поспешил следом.
В спальне Полин юркнул под одеяло, дядя Саша уложил Тюпу. Все воспитанники спали, только Махан таращил жёлтые глаза. Дядя Саша шагнул к нему.
— Почему не спишь?
— Что ты сказал?
— Спать немедленно! — свистящим шёпотом приказал дядя Саша.
Впервые за много-много ночей бессонные глаза сомкнулись. Дядя Саша вышел на цыпочках, притворив за собой дверь.
Утро началось с обычного подъёма, но потом Мамочка объявила, что Инга Сигизмундовна заболела, и сегодня зарядки не будет. Любители бега огорчились (бегать без бубна и команды не разрешалось), остальным было всё равно, и только Полин обрадовался. Значит, дядя Саша держит обещание.
Сделав объявление, Мамочка удалилась в кабинет, а воспитанники отправились завтракать. Тётя Капа, кляня всё на свете, приволокла бачок пшённой каши. Сегодня ей приходилось управляться одной, потому что дяди Саши тоже не было. Горелки в котельной шумели без присмотра.
Все эти новшества заставляли сердце Полина учащённо биться. Великое знание открыто ему, и всё-всё в жизни иначе, чем представлялось вчера. Такие настроения не приводят к добру, и у Полина не получилось вести себя, как обычно. Во время завтрака Махан мигом смёл пшёнку, как всегда стребовал добавку, а затем привычно возгласил: «На горшок!» Притащил горшок из туалета и собрался справлять нужду в столовой, без чего он не получал полного удовлетворения. Кто-то, быть может, и не чувствовал Махановой вони, а Полин жестоко от этого страдал. Обычно ему удавалось промолчать, но сейчас терпение его лопнуло, Полин подошёл к Махану и приказал:
— Какать иди в туалет! Мальчики в столовой не какают!
Махан был самым здоровенным из всех воспитанников. Он был толст и на голову выше Полина, несмотря на уродливо короткие ноги, которые не позволяли, как следует, ходить. Зато дрался Махан жестоко, бил, не разбирая, кто перед ним, визжал и кусался. Драки устраивал иной раз вовсе без повода, а уж если ему сделать замечание, расправа была неизбежной. Впрочем, Махану давно никто не пытался перечить.
— Что ты сказал? — Махан разинул рот, готовясь завизжать. Лицо его налилось вишнёвым цветом — верным признаком истерики.
Терять было нечего. Полин прищурился, желая рассмотреть истинное лицо врага.
Не было толстого драчливого мальчишки. Перед Полином сидело нечто ни на что не похожее. Голая, без единой волосины башка, густо усеянная бородавками, крошечные жёлтые глазки, что так пронзительно светились в темноте, две слизистые дырки ноздрей и широкая пасть с рядами мелких, но очень острых зубов. Туловище, нелепо втиснутое в детский халатик, напоминало кожаный мешок. Ног, которые так плохо ходили, и вовсе не было, как нет их у слизняка, зато руки с намозоленными кулаками свисали до самого пола.
Драться с таким чудовищем казалось немыслимым. Это был даже не зверь, а тот ужас, что выползает ночью из-под кровати, перехватывая дыхание и не давая даже позвать на помощь. А здесь он давно уже выполз на волю, прижился и творил свои мерзости, без оглядки на окружающих. Недаром дядя Саша говорил, что под кроватью никого нет. Вот он, ужас подкроватный, туточки, скрываться ему незачем. Выжидает удобной минуты, чтобы сожрать, а потом какой-нибудь другой монстр займёт место съеденного и будет жить вместо него, и даже мама, у кого она есть, не заметит подмены. Впрочем, может быть, и заметит и будет жаловаться, что сына как подменили, а ведь такой был хороший мальчик.