Как показывают эти примеры, для успеха теракту нужны сторонники и, в некоторых случаях, разветвленная организационная сеть. Ему также требуется невероятная моральная убежденность самих нападающих, чтобы оправдать массовое разрушение материальных объектов или безжалостное посягательство на чужую жизнь – особенно тех, кто им незнаком и к кому они не питают никакой личной вражды. Не обойтись тут и без немалой внутренней убежденности, социального признания и одобрения со стороны легитимирующей идеологии или авторитетной личности. Вследствие того, что таким актам необходима моральная, идеологическая и организационная поддержка, они, как правило, готовятся сообща – как тот заговор, что привел к распылению нервно-паралитического газа в токийском метро, или тщательно спланированные бомбовые атаки ИГИЛ.
Даже если какие-то акты и похожи на самодеятельность отдельных энтузиастов, у них часто есть сетевая поддержка и идеологическое обоснование, хотя бы и не столь очевидные. Игаль Амир, убийца Ицхака Рабина, принадлежал к движению мессианского сионизма, широко представленного как в Израиле, так и за его пределами. За атакой братьев Царнаевых на финише Бостонского марафона стояла группа сторонников независимости Чечни от России. За Тимоти Маквеем, осужденным за подрыв федерального здания в Оклахома-Сити, была субкультура воинствующих христиан, сообщества которых рассеяны по всем США. За норвежским «поборником» христианства Андерсом Брейвиком, устроившим в 2011 году кошмарную бойню в молодежном лагере неподалеку от Осло, стояла европейская субкультура ненависти к мусульманским мигрантам[14]. В 1993‐м взрывы во Всемирном торговом центре изначально считались делом рук кучки сторонников незрячего египетского шейха; их обширные связи с «Аль-Каидой» – международной сетью исламских активистов по главе с Усамой бен Ладеном – обнаружились лишь позднее. Во всех этих случаях действия активистов поддерживали, по их мнению, не только другие люди, но и витающее в воздухе чувство, будто мир и так уже полон насилия, и обуявшие его великие битвы морально оправдывают их собственные насильственные действия.
Ощущение, будто твоя община уже еле держится под градом ударов и что собственные твои действия являются лишь ответом на это насилие – один из существеннейших аспектов таких культур. В некоторых случаях это чувство с готовностью разделяют и сочувствующие извне движения – так, скажем, множество людей по всему миру считают переживание угнетенности со стороны палестинских мусульман хотя и прискорбной, но понятной реакцией на ситуацию политического контроля. В случае же, например, воображаемого угнетения воинствующих христиан или буддийского «Движения 969» в Мьянме, страхов, что полчища мусульман сотрут с лица земли чью-то культуру, или обвинений международных правительств и ООН в сговоре с целью кого-то закабалить большинство соглашается, что это параноидный бред. Прочие кейсы – связанные, например, с сикхскими боевиками в Индии, еврейскими поселенцами на Западном берегу, мусульманскими политиками в Алжире, воинствующими католиками и протестантами в Северной Ирландии и «антиабортниками» в США, – весьма противоречивы, и трезво мыслящие люди тут есть с обеих сторон. Во множестве случаев, таких как теракты ИГИЛ или «Аль-Каиды», конкретные политические конфликты перерастают в масштабную духовную брань.
Полагают ли это чувство угнетенности легитимным или нет аутсайдеры, оно безусловно легитимно для членов общины. Эти-то коллективные представления и подпитывают культуры насилия, расцветшие сейчас по всему миру – в группах еврейских националистов от Кирьят-Арба до Бруклина, где постоянно мусолится тема защиты Израиля, в горных поселках Айдахо и Монтаны, чьи жители, воинствующие христиане, считают, что их религиозным и личным свободам угрожает невероятных масштабов правительственный заговор, и – повсеместно – в набожных мусульманских общинах, которые полагают ислам осажденным современным обществом с его секуляризмом. В некоторых случаях при большой географической протяженности число принадлежащих к этим культурам людей крайне невелико: не следует забывать, что, например, культура насилия, которую представляет ХАМАС, не охватывает ни всех палестинцев, ни всех мусульман, ни даже всех палестинских мусульман; точно так же лишь незначительная часть евреев и христиан в мире поддерживает еврейский экстремизм или воинствующее христианство. И все-таки место вооруженной борьбе находится в каждой из этих религиозных традиций.
14