Нет, в качестве тупого балласта я тут охотно поживу!
Не вышло! Пришел на завтрак в общую столовую и ошалел: на завтрак опять буквы! Причем с мозгами! Точней, мозги с буквами.
Это намек? Не будем уточнять: запастись главное! Набрал полный рот букв, соображал лихорадочно: все ли взял? Й, кажется, нету?
Добрал. Рта я, естественно, после этого не открывал и не глотал, разумеется… но посидеть тут надо для приличия. Молча и сдержанно всем кивал. Выдержав норму, наверх к себе убежал, выплюнул алфавит на тарелку, жадно глядел… Гласных мало! Ну ничего, попробуем. Долго наслаждался.
На летучку с опозданием шел. Страсти там уже кипели.
– Нассы ему в постель! – кричал МБЧ. Надеюсь, это относится не ко мне?
Когда я скромно сел, на меня демонстративно не смотрели.
Наказывали? Видимо, напортачил что-то во сне?.. Точно!
– Ну как наши дела, Сергей Васильич? – Даже не глядя в мою сторону, МБЧ обращался только к Ездунову. – Что-нибудь есть?
Своего друга Жоза утром, протрезвев, сюда не позвал! Хитер!
– Так нет же! – с отчаянием произнес Ездунов. – Ночью, правда, на “тягуне”, на склоне, оторвалась от состава цистерна с цементом, к нам пошла… но на вираже с обрыва на…вернулась.
Оттуда ее не вытянешь!
Все вдруг поглядели на меня. Все-таки я, видимо, Федор Гладков, автор романа “Цемент”. Нет, помню, там есть одна хорошая сцена, как Глеб, вернувшись из армии, пытается овладеть своей женой. Но про цемент ничего не помню… а про уголь там точно нет!
– Не слушайте вы их! – почему-то перейдя со мною на “вы”, звонко выкрикнул Кир. – Мы тут за духовное возрождение боремся!
Духовное – и только!
– Ну, духовное, ясно дело… но с наполнением, – смущенно произнес
Ездунов.
– Так если ты готов… – МБЧ радостно глянул на меня.
– К чему?
– Ну, духовно возрождаться. Сам-то ты хочешь?
– …Да.
– И когда думаешь?
– Как это можно знать? – спросил я.
На это МБЧ нетерпеливо махнул ладошкой:
– Херня! Петро, у тебя все готово?
Чубатый Петро, мой давний друг по застенку, ретиво вскочил:
– Все готово, Марат Иваныч! – Он нырнул по локоть в свой пузатый портфель и вдруг выхватил оттуда… какую-то портянку и гордо продемонстрировал. Ужас поднимался почему-то снизу вверх и достиг лица. Оно как-то одеревенело… Полотенце! То самое, которым мне умелец Гера-уголовничек делал “компресс”, после чего меня долго было не узнать. Но зато потом было Дуновение…
Универсальный метод? Я глядел на короткое вафельное полотно… даже выпуклости моего лица сохранились! Стереоплащаница.
– Это теперь главный имиджмейкер тут… Работайте! – МБЧ деловито вышел.
Петро подошел ко мне с некоторым стеснением и одновременно – гонором.
– Вам, наверное, не нравится, что это мы, опять мы, всюду мы… Но если серьезно глянуть, то кто ж еще?! – Он поднял полотенце. – У нас же хранится все! Где-нибудь еще, вы думаете, сохранилось бы это, да еще в таком состоянии? – Держа за кончик, он слегка повертел изделие, демонстрируя выпуклости. – Даже сам Сахаров признавал, – с гордостью добавил он, – что наша организация – наименее коррумпированная. А информации у нас уж побольше, чем у прочих! Так что кому же, как не нам? – Он умолк, все еще слегка обиженный. Возле нас сгрудились участники совещания. Вот – два приятных молодых интеллигентных бородатых лица. Вселяют буквально надежду!
– Мы восхищаемся вами!
– А… кто вы? – смущенный таким успехом, спросил я.
Познакомились. Степан Шварц и Иван Шац, умы из Костромы. Стали рассказывать, как еще в самое темное время, в гнусном-прегнусном
НИИ, под тайным покровительством академика Мамкина ночами работали над тем, что строжайше марксизм запрещал, – соединяли духовное с материальным. Тогда им, ясное дело, не дали развернуться. Теперь тоже, и материальное обеспечение уже не то, и к духовному интерес у населения угас, но они упорно продолжают работу, даже в этих скромных условиях проводят опыты, и кое-чего уже удалось добиться. Во-первых, вывести в колбе ушастую змею-козюльку, почему-то на редкость ядовитую (видимо, тяжкое наследие ВПК), а также воспитать плеяду говорящих ежиков, которые непрерывно молотят всякую чушь. Но… опыты продолжаются.
Искренне поздравил их.
– Разрешите… с вами сфотографироваться? – произнес Степан Шварц.
– Ну зачем же, – проговорил я, – у меня все, собственно, в прошлом…
– За нами будущее! – шепнул мне Шац.
– Ну… пожалуйста. – Я приосанился.
– Только у нас просьба…
– Да.
– Не могли бы вы… в этом быть? – Иван кивнул на повязку в руках
Петра.
– …В этом? – Я вздохнул.
Так вот их, оказывается, что волнует! Не лично я, а моя “ролевая функция” – так, кажется, это называют? Но ради них, молодых романтиков, на все пойду.
– Ладно, давайте… Только, наверное, можно не мочить? – спохватился я.
Петр уже мочил повязку в фонтане.
– Ну как же не мочить-то? – воскликнул счастливый Петр. – Сухая она на вас и не налезет. Только мокрая! После, ссыхаясь, стягивается. В этом вся идея!
Идейный товарищ! Стряхивая излишнюю влагу, зашел сзади. Стал натягивать. Бр-р-р! Я торопливо – не забыл, оказывается! – языком проверил дырочку для рта. Стянуло пока не очень сильно…
Пока! Наступила тьма.
– Ну вот так примерно. – Петр отошел. Судя по голосу, он любовался мной, точней – своей имиджмейкерской работой.
– Ну так давайте же! – с некоторым нетерпением произнес я.
Рука одного молодого новатора легла на плечо. Ну а второй где же? Поодиночке решили? Вспышка даже сквозь тряпку ослепила меня.
– Спасибо!
Другой новатор прилег на другое мое плечо. Вспышка.
– Ну спасибо вам!
Ушли к своим ежикам.
– Все… снимайте. – Я покрутил головой, ища Петю.
– Ну, смотрите… второй раз так удачно не ляжет! – обиделся Петр.
– А чего… смотреть-то?
– Вас вообще сегодня многие ждут!
– Многие? – удивился я.
– Мы вообще-то с народом работаем! – Обида прочно, кажется, укоренилась в нем. – Если вас это не интересует…
Главное тут, похоже, – угодить ему.
– Ну хорошо… А… где?
– Да тут… – Судя по движению воздуха, он засуетился. – Да мы с вами такого наделаем! – радостно сказал он. – Понимаете, главное в нашей работе – имидж. – Он бережно прикоснулся к полотенцу. -
Создать его нелегко, – снова в нем заиграла гордость, – а разрушить, особенно в наши дни…
“Когда нет ничего святого”, – должно, очевидно, следовать за этим?
Он уже меня куда-то бережно вел.
– Тут осторожней, пожалуйста!
Опять мне за всех отвечать! Хотя Петр вроде все знает наперед
(или – на назад), но надо, я думаю, его подкорректировать…
Сели на что-то мягкое. Аромат бензина. Качнуло сначала назад, потом вперед.
– Куда едем-то?
– К морякам, военным.
– Ого!
– Вот тебе и “ого”! – проговорил Петр ликуя и на радостях перейдя на “ты”.
Зачем военные моряки-то?.. Революционные матросы? Видать, Петро сразу решил взять за рога ситуацию в регионе.
Имидж только зверски болит!
– Можно сказать – земной шарик держат в руках! – с треском переключая скорости, сообщал Петр. – А зачем – не знают!
Придется им объяснять?
– Зажмурься теперь!
– Зачем? Повязочки мало, что ли?
– База секретная все-таки!
– А.
Соленым ветром подуло, потом обрезало. Вошли в какое-то помещение, поднялись по крутой лесенке… видно, на сцену.
– Волнуетесь?
– Да.
Громогласное объявление по трансляции: “Всем свободным от вахты собраться в зале. Приехал лектор”. Сразу уж – лектор! Пытался волосики, которые из-под полотенца торчали, слегка пригладить.
Гулкий зал. Шум – как волны. Петро стал рассказывать морячкам, что я как бы железная маска, которая поклялась вечно (?!) носить повязку, напоминающую ей (мне?) про годы (?!) унижения и позора
(?!), испытанные мной при прежнем режиме. Но сегодня, в такой день, она (я?) решилась снять повязку и показать свое лицо.