– Видно, камень в ней держит! – кротко произнес Петр.
– Ну, – произнес я. -…Выходим?
– Не нравится ему.
Дождь разошелся, летел какими-то порывами – словно это Он Сам рыдал.
– Ладно… садись. – Петр отомкнул машину. – Отвезу давай… Надо тебе отдохнуть! Завтра будет круто.
В этом я не уверен.
Мы с трудом ехали по серпантину – вода шла вниз метровым слоем вперемешку с грязью.
– Видно, склон, бля, размыло! – яростно двигая рычагами, бормотал Петро. – Ну удружил! – Не меня ли он имел в виду? Было не ясно.
Парк Переходного Периода смыло начисто!
С трудом доплыли, как подводная лодка, до родной базы. Ворота с трудом открылись: вода вся ушла, грязь густела. Все Духовное
Возрождение залило грязью, даже наш офис: компьютеры и телефоны
– словно из глиняного века. Ретранслятор на склоне сдуло, он валялся, как опрокинутый треножник, тарелушки с него раскатились. Видимо, это означало: хватит!
Радостный МБЧ бегал по офису, голый, покрытый засыхающей глиной.
– Во, в жилу! – радостно вопил он, шлепая себя по голому пузику.
– Грязь-то лечебная! Во сила! – Шлепок, брызги во все стороны. -
Мы тут такое устроим! – Он обмазывал себя всего грязью, даже из остатков волос соорудил рожки. – Ты с нами, надеюсь?
– …Не знаю.
– Ты молоток! – пихнул меня грязной ладошкой. – Так и держи!
Никому не подавайся!
– Я, наоборот, вроде бы всем поддался.
– Вот за это мы и любим тебя! – произнес он строго и стал звонить кому-то по глиняному телефону: – Приезжай, быстро!.. Ты понял? Не пожалеешь, говорю!
Я тоже почувствовал себя гордым. Как правильно говорил великий
Мичурин: “Мы не можем ждать милости от природы. Взять их у нее – наша задача”. Взяли! Вот он, ужас победы!
Петро убыл на глиняной машине, и я поспешил воспользоваться неожиданной свободой, подошел к своему окну… Светелка занята, вероятно?
– Эй! – крикнул я неуверенно.
Выглянул голый (по крайней мере по пояс – точно!) Жоз.
– А…
– Чего там делаете?
– А… – ответил Жоз вяло. – Половой акт ведем.
– А. Ну тогда хорошо.
– Чего хорошего-то? – Жоз зевнул. – Сейчас спустимся.
Они с Соней, оба явно чем-то недовольные, спустились.
– Ну, – сказал я. -…Может быть, больше не увидимся!
– Ушел-таки, сволочь! – улыбнулась Соня.
– Иди отсюда! – сурово рявкнул Жоз.
– Нет, это ты иди! – пихнула его Соня. – Мне еще все это безобразие, – обвела все взглядом, – надо расписать!
– Ну… будь здоров! – Она неожиданно щелкнула меня по совершенно неожиданному месту и, улыбнувшись, ушла наверх.
– Тоже мне… пиардесса! – Жоз страстно глядел ей вслед. -
…Вчера об нее зуб сломал! – вдруг поделился он.
– Замечательно!
– Ладно…
Мы обнялись.
– Погоди! – Вдруг Жоз спохватился: – У меня для тебя подарочек!
Сквозь бои пронес!
Неужто?
Есть Бог! Жоз появился в окне с рулоном в руках.
– Надоел уже мне. Но в степи – им укрывался. Этот продать просил! Вот хрен ему!
Кто “этот”, я не стал уточнять. Поймал рулон.
– Сейчас спущусь к тебе! – пообещал Жоз, но так и не спустился.
Вот и слава богу! Я взял рулон под мышку, сел на мокрую глину и покатил. Глиняный бобслей. Во как кидает!
Навстречу, екая селезенкой, все более покрываясь грязью, скакала
Буква с телемагнатом на спине. Телемагнат кричал по телефону:
– Ну!.. Ну!
Жива Буква, значит! Так я и знал! Обрадовался. Но в ногах телемагната долго она не протянет. Скинет его?!
Скрылись за поворотом – то ли я, то ли она.
Разогнавшись, чуть-чуть только подруливая, въехал на ракетную базу, никто не остановил. Тут тоже все залито – не до меня.
– О! – воскликнул вахтенный, тот самый бледно-рыжий матрос. -
Явился? А мы скучаем за тобой!
– Поглядеть можно? – Я кивнул на трубу.
– Тебе твое семейство? Координаты вроде есть! – пощелкал на компьютере. – Давай.
Я прильнул к окулярам. Опять к чему-то успел. Жена стоит перед синим умывальником, прибитым к высокой сосне, и кто-то ей из-за кадра протягивает руку с письмом… Причем обшлаг какой-то форменный… Почтальоны вроде не в форме у нас?
– Пошире нельзя?
– Сделаем!
Не почтальон это – милиционер! Душа рухнула. Видно, какую-то повестку вручает. Кому? Мне? И там уже поджидают? Или кому-то из них? Что они там натворили?
Жена, как всегда ни о чем плохом не догадываясь, радостно улыбается мильтону… и тот, что интересно, тоже улыбается. Она показывает ему пальцы – мол, извините, мокрые, не могу взять конверт. Встряхивает руками смеясь. С пальцев летят золотые капли. Протягивает наконец руку к письму. Берет. Благодарит радостно – ни о чем таком не догадываясь. Из леса выходит дочка с корзинкой – и тоже улыбается.
Жена разрывает конверт – и лицо ее застывает. Слеза потекла.
Утирает маленьким кулачком.
– Слушай! – отлипнув от потных присосок, повернулся к рыжему. -
А забросить меня туда нельзя? Срочно надо!
– Сделаем! – улыбается он. – Ты ребятам понравился. Главное, что без понтов. Для тебя сделаем! Учебной ракетой! Помягче сделаем – в воду опустим тебя, около Кронштадта. Лады?
– Куда идти?
Стали спускаться.
– А… сотрясения не боишься?
– Чего?
– …Всего.
– Не боюсь!
Учебной так учебной! Век живи – век учись.
И вот я уже бегу по Финскому заливу, по мелкой воде, выбивая ногами протуберанцы. Вот за тем мысом – дача.
Они неподвижно сидели на скамейке, горестно глядя в письмо. Я выхватил его, запыхавшись, сел рядом.
– Ты? – воскликнула жена.
– Я, кто же еще?
“В связи с предстоящим капитальным ремонтом ведомственных дач, принадлежащих Дачному тресту, уведомляем Вас о необходимости освободить занимаемые Вами помещения. Просим Вас сделать это немедленно по получении этой бумани”.
“Бумани”? Я не верил своим глазам. “Бумани”! Все-таки Он улыбнулся! Я держал письмо перед ними.
– Смотрите – тут написано: “бумани”! – Дочь засмеялась.
Ну что же – все верно. Лишь Букву ты просил у Него – лишь Букву и получил!
Пошел золотой дождь.
Бог покажется только дождем,
Не окажется больше ничем.
Потому-то Его мы и ждем так спокойно:
Он нравится всем.
После, когда мы съели лапшу с обоев, снова проблема возникла: что есть?
Киру позвонил: мол, работки не найдется? Что-нибудь типа высокого оправдания обрушивания метро.
– Да нет, – Кир со вздохом ответил. – У нас принципиальность сейчас в дефиците. По-моему, ты не слишком уважаешь ее?
– Вот черт! А я-то думал – вам как раз беспринципность требуется!
– Нет, этого здесь хватает! – вздохнул Кир. – Извини, я немного занят – заканчиваю годовой доклад.
– Ну, счастливо!
Все крупное – у них! Только мелочи остались у нас!
Джафар меня в свою забегаловку все же взял – старые блюда по-новому переименовывать, – но требует теперь большей художественности: книг начитался. Салат “Закат”! И когда я стою теперь на раздаче, клиентов зазывая, заведующая производством
Зинаида Петровна привечает меня так: “А-а-а. Сегодня этот стоит!
Значит, у попрошаек не будет проблем!” Но почему-то не прогоняет.
Недавно ехал я в метро и вдруг увидел прелестную сцену: вошли двое подвыпивших парней и, рухнув на сиденье, заснули полуобнявшись. Но было это не просто так: один спал с высоко поднятой рукой, и в ней, как копье Георгия Победоносца, сияла ручка! У второго, который сполз чуть ниже, был в вытянутой руке… журнал с кроссвордом. Композиция эта не уступала Лаокоону: вот сейчас ребята немного передохнут и продолжат свой интеллектуальный подвиг!
Весь вагон был счастлив, глядя на них.
Да-а-а, давно Ты не радовал меня, был суров – и, видимо, справедливо… И вдруг сразу – такой подарок… Балуешь, Батя!
Вот и длится Его торжество,
Никаких не встречая помех, -
Потому что Он радует всех.
Даже тех, кто не верит в Него.