К счастью, перед уходом с фермы я сунул в карман несколько сухариков. Я тут же съел их и запил водой из проклятого ручья, ставшего причиной всех моих бед. Затем, на ощупь отыскав среди скал местечко поудобнее, я сел, привалившись спиной к скале, вытянул ноги и стал терпеливо ждать
Было нестерпимо холодно и сыро, но я пытался подбодрить себя мыслью, что современная медицина рекомендует при моей болезни держать окна открытыми и гулять в любую погоду. Постепенно убаюканный монотонным журчанием ручья и окруженный полнейшей темнотой, я погрузился в тревожный сон.
Как долго он длился, сказать не могу, может быть, час, а возможно, и несколько часов. Неожиданно я встрепенулся на своем жестком ложе, каждый нерв во мне напрягся, все чувства обострились до предела. Вне всякого сомнения, я услышал какой-то звук, и он резко отличался от журчания воды. Звук замер, но все еще стоял в моих ушах.
Быть может, это разыскивают меня? Но люди наверняка стали бы кричать, а этот звук, разбудивший меня, хоть и очень далекий, совсем не походил на человеческий голос.
Я сидел, дрожал и почти не осмеливался дышать. Звук донесся снова! Потом еще раз! Теперь он не прерывался. Это был звук шагов, да, несомненно, это двигалось какое-то живое существо. Но что это были за шаги! Они давали представление об огромной туше, которую несли упругие ноги. Это был мягкий, но оглушавший меня звук. Кругом по-прежнему была полная тьма, но топот был твердый и размеренный. Какое-то существо, несомненно, приближалось ко мне.
Мороз пробежал у меня по коже и волосы встали дыбом, когда я вслушался в эту равномерную тяжелую поступь. Это было какое-то животное, и, судя по тому, как быстро оно ступало, оно отлично видело в темноте. Я съежился на скале, пытаясь слиться с ней. Шаги зазвучали совсем рядом, затем оборвались, и я услышал шумное лаканье и бульканье. Чудовище пило из ручья. Затем вновь наступила тишина, нарушаемая лишь громким сопеньем и фырканьем.
Может быть, животное учуяло человека? У меня кружилась голова от омерзительного зловония, исходившего от этой твари. Я опять услышал топот. Теперь шаги раздавались уже на моей стороне ручья. В нескольких ярдах от меня послышался грохот осыпающихся камней. Едва дыша, я приник к скале. Но вот шаги стали удаляться. До меня донесся громкий плеск воды – животное снова перебиралось через поток, и наконец звуки замерли в том направлении, откуда они вначале послышались.
Долгое время я лежал на скале, скованный ужасом. Я думал о звуке, который донесся до меня из глубины ущелья, о страхах Армитеджа, о загадочном отпечатке на грязи, а теперь вот только что окончательно и неопровержимо подтвердилось, что где-то глубоко в недрах горы таится диковинное страшилище, нечто ужасное и невиданное. Я не мог представить себе, какое оно и как выглядит. Ясно было лишь, что оно гигантских размеров и вместе с тем очень проворно.
Во мне шла ожесточенная борьба между рассудком, утверждавшим, что такого не может быть, и чувствами, говорившими о реальности существования чудовища. Наконец, я уже был почти готов уверить себя, что все случившееся – только часть какого-то кошмарного сна и что причина галлюцинации кроется в моем нездоровье и ненормальных условиях, в которых я оказался. Но вскоре произошло нечто, положившее конец всем моим сомнениям.
Я достал из-под мышки спички и ощупал их. Они оказались совсем сухими. Согнувшись в три погибели в расщелине скалы, я чиркнул одной из них. К моему восторгу, она сразу вспыхнула. Я зажег свечу и, в страхе оглядываясь на темные глубины пещеры, поспешил к проходу римлян.
По дороге я миновал участок грязи, на котором видел ранее гигантский отпечаток. Тут я замер в изумлении: на грязи появилось три новых отпечатка! Они были невероятных размеров, их форма и глубина свидетельствовали об огромном весе того, кто их оставил. Меня охватил безумный страх. Заслоняя свечу ладонью, я в ужасе бросился к вырубленному в скале проходу, побежал по нему и ни разу не остановился передохнуть, пока, задыхаясь, – ноги у меня так и подкашивались, – не вскарабкался по последней насыпи из камней, продрался сквозь заросли кустарника и бросился на траву, озаренную мирным мерцанием звезд. Было три часа ночи, когда я вернулся на ферму. Сегодня я чувствую себя совершенно разбитым и содрогаюсь при одном воспоминании о моем ужасном приключении. Пока никому ничего не рассказывал. Тут следует соблюдать крайнюю осторожность. Что подумают бедные одинокие женщины, и как к этому отнесутся невежественные фермеры, если я расскажу им о том, что со мною случилось? Надо поговорить с кем-нибудь, кто сможет помочь мне и дать нужный совет.
25 апреля. Мое невероятное приключение в пещере Голубого Джона на два дня уложило меня в постель. Я не случайно говорю «невероятное», ибо испытал такое потрясение, как никогда в жизни. Я уже писал, что ищу человека, с которым мог бы посоветоваться. В нескольких милях от меня живет доктор Марк Джонсон, которого мне рекомендовал профессор Саундерсон. К нему-то я и отправился, как только немного окреп, и подробно рассказал обо всех странных происшествиях, случившихся со мной. Он внимательно выслушал меня, затем тщательно обследовал, обратив особое внимание на рефлексы и на зрачки глаз. После осмотра доктор отказался обсуждать рассказанное мною, заявив, что это не входит в его компетенцию. Он, однако, дал мне визитную карточку мистера Пиктона из Кастльтона и посоветовал немедленно отправиться к нему и рассказать все так же подробно. По словам доктора, Пиктон – именно тот человек, который мне необходим. Поэтому я отправился поездом в этот городок, расположенный в нескольких десятках миль от нас.
Мистер Пиктон, по-видимому, очень важная персона. Об этом свидетельствовали внушительные размеры его дома на окраине города. К дверям дома была прибита медная дощечка с именем владельца.
Я уже собрался позвонить, когда какое-то безотчетное подозрение закралось мне в душу и, войдя в лавчонку на другой стороне улицы, я спросил человека за прилавком, не может ли он рассказать мне что-нибудь о мистере Пиктоне.
– Конечно, – услышал я в ответ, – мистер Пиктон – лучший психиатр в Дербишире. А вон там его сумасшедший дом.
Можете мне поверить, что я тут же покинул Кастльтон и возвратился на ферму, проклиная в душе лишенных воображения педантов, не способных поверить в существование чего-то такого, что никогда не попадало в поле их кротового зрения. Теперь, немного успокоившись, я допускаю, что, пожалуй, сам отнесся к Армитеджу не лучше, чем доктор Джонсон ко мне.
27 апреля. В студенческие годы я слыл человеком смелым и предприимчивым. Припоминаю, что, когда в Колтбридже «охотились» за привидениями, именно я провел ночь в засаде на чердаке дома, где, по слухам, водились призраки. Годы, что ли, берут свое, но мне ведь всего тридцать пять лет, или это болезнь так ослабила мой дух, но только сердце мое, несомненно, каждый раз трепещет, стоит мне вспомнить об этой ужасной расщелине в горе и обитающем в ней чудовище.
Что же делать? Все дни напролет я только об этом и думаю. Промолчу я – и тайна останется неразгаданной. Если же хоть что-нибудь расскажу, – сразу же возникнет альтернатива: либо всю округу охватит безумная паника, либо мне ни на йоту не поверят и, может быть, упрячут в дом для умалишенных. В общем, думаю, что всего лучше выждать и исподволь готовиться к новому походу в пещеру, который должен быть лучше продуман и организован, чем первый. Прежде всего я съездил в Кастльтон и приобрел самое необходимое – большую ацетиленовую лампу и хорошую двустволку. Ружье я взял напрокат и сразу купил к нему дюжину крупнокалиберных патроно.в, которыми можно свалить и носорога. Теперь я готов к встрече с моим пещерным другом. Только бы немного окрепнуть телом и душой! Уж я постараюсь покончить с ним!.. Но кто и что он такое? Ах! Вопрос этот не дает мне спать. Сколько гипотез Я строил и тут же отвергал! Все это так невероятно! И в то же время рев, следы лап, тяжелая поступь в ущелье. Этими фактами невозможно пренебречь.