II
Бульвар Ланн, 29
Онисим Кош внимательно осмотрелся кругом, убедился, что оконные занавеси плотно задернуты, прислушался, не идет ли кто-нибудь, и наконец, успокоенный, что ему никто не помешает, он снял пальто, положил его на кресло вместе с палкой и шляпой и предался размышлениям.
Ему предстояло теперь создать во всех подробностях мизансцену преступления Онисима Коша, а для этого первым долгом нужно было уничтожить все, что могло навести на след настоящих преступников.
То, что после открытия трупа больше всего привлекало внимание, были три стакана, забытые на столе. Оставив их, убийцы сделали важный промах. Их небрежность могла доставить полиции драгоценные сведения. Там, где один человек пройдет незамеченным, трое попадутся. Итак, он вымыл стаканы, вытер их и, увидев отворенный шкаф со стоящим в нем стеклом, поставил и их туда же. Затем взял начатую бутылку, потушил электричество, чтобы его не могли увидеть с улицы, отдернул занавеску, открыл окно, ставни и бросил ее изо всех сил. Он видел, как она закружилась в воздухе и упала по ту сторону улицы. Звук разбитого стекла разбудил на минуту тишину ночи. Он отскочил и прикусил губу.
– Что, если кто-нибудь услышал? – сказал он себе. – Если придут сюда? Если найдут меня здесь, в этой комнате?..
Внезапный, жгучий страх охватил его, приковал к месту, остановил дыхание. В одну минуту его бросило в жар, потом в холод… Он впился глазами в ночь, прислушался к тишине… Ничего. Тогда он закрыл ставни, окно, задернул занавеску, нащупал выключатель и включил свет.
Странное дело! Его пугала только темнота. При свете все его тревоги исчезали. Это показывало, что он не настоящий преступник, так как вид жертвы скорее успокаивал, чем увеличивал его страх. В темноте он начинал чувствовать себя почти виновным, при ярком же свете электричества вся картина преступления теряла свой ужас в его глазах. Он подумал, как жестоки и мучительны должны быть страх и угрызения совести и какая ему понадобится недюжинная сила воли, чтоб удачно симулировать их.
– Мне придется, – сказал он, – употребить такие же усилия, чтоб не дать угадать мою невинность, как виновному, чтоб скрыть свое преступление.
Прибрав стол, он направился к умывальнику. Тут беспорядок был таков, что невозможно было допустить, чтобы это было дело рук одного человека.
Говорят, что предметы выдают тайну рук, трогавших их. Довольно было взглянуть на расположение полотенец, чтобы догадаться, что они брошены несколькими лицами; преступник, когда он один, не вынимает для своего личного употребления столько вещей. Если не рассудок, то инстинкт принуждает его к быстроте. Поэтому, если задаться задачей, что все улики должны быть направлены на него, необходимо, чтоб даже в преступлении проглядывал аккуратный человек. Такой педант, как он, например, никогда не скомкал бы полотенце. У людей, с детства привыкших к чистоте и элегантности, даже в минуты безумия остается неясная потребность в порядке и опрятности. Преступление светского человека не может походить на преступление бродяги. Происхождение указывается по самым незначительным деталям. Ему вспомнился один случай во время террора: аристократ, переодетый до неузнаваемости и обедающий в простом кабачке вместе с санкюлотами и вязальщицами, выдает себя манерой держать вилку. Казалось бы, обдумал все… кроме необходимой мелочи. Преступник изменяет свой почерк, скрывает свою личность, но опытный глаз тотчас замечает среди искривленных букв, искаженных линий, умышленно измененных нажимов характерную букву, типично поставленную запятую, и этого достаточно, чтоб открыть подлог.
Кош методично, в определенной последовательности ликвидировал весь этот беспорядок: стер отпечаток кровавой руки на стене, сцарапал на комоде след от удара подбитого гвоздями каблука… но он оставил нетронутыми все брызги крови, рассчитывая, что чем больше их будет, тем покажется более продолжительной борьба. Вскоре ничего не напоминало об уликах, оставленных «теми другими», и в искусственной обстановке преступление выглядело анонимным убийством, не дающим ни малейшего представления о характере убийцы для облегчения действий полиции. Теперь нужно было представить убийство как преступление определенной личности, придать ему особую окраску, одним словом, следует забыть в этой комнате какую-нибудь вещь, которая могла бы послужить основой для розыска. Тут требовалось действовать осторожно, не впасть в грубый обман, легко заметный; нужно было, чтобы вещь выглядела забытой…
Кош вынул носовой платок и бросил его возле кровати, потом, подумав, поднял его и посмотрел метку: в одном углу перевитые литеры М и Л. Он задумался: М и Л?