логии Греции. Не говоря уже про индоарийскую, германскую мифологию, согласно которой воины попадают в Валгаллу, а трусы исчезают из этого мира навсегда. Я подумал, как могли бы выглядеть переписанные мифы современной эпохи, той самой плюшевой цивилизации, просуществовавшей, грубо говоря, сорок с небольшим лет — с момента отказа европейцев от колоний и их позорного бегства. Я прочитаю вам небольшой вариант современного мифа о Прометее, который пришел на смену старому героическому мифу. Вот как бы мог звучать новый переработанный миф, включенный в хрестоматию зеленых.
«Коварный Зевс, преисполнившись зависти к орлу,
решил наказать гордую птицу. В качестве ширмы Зевс вы
брал известного экологического преступника Прометея, снаб
дившего людей новыми средствами насилия над природой.
Зевс лишил орла его природной кормовой базы, оставив
бедняге единственный источник питания, — печень выше
указанного негодяя Прометея. Орел был вынужден клевать
отвратительную на вкус печень под насмешки садистов с
Олимпа. Птица предпочла бы умереть, чем питаться такой
гадостью, но орел был осужден на вечные муки. По крайней
мере раз в сто лет муки голода заставляли орла прервать
добровольную голодовку. Творимая несправедливость была
еще одним штрихом к портрету греховного непросвещенно
го человечества. Но нашелся гордый воитель, бросивший
вызов Зевсу. Это был вскормленный овсяными хлопьями
богатырь Геркулес. Геркулес вел добродетельную жизнь,
ухаживая за животными на конюшне. Но узнав о преступ
лении Зевса, он решился на подвиг. Долго стоял воитель,
наблюдая за мучениями орла, скупые мужские слезы ручь
ем лились из его глаз. Геркулес наконец всхлипнул и произ
нес: "Птичку жалко". Ощутив прилив сил, Геркулес согнал
со скалы впавшего в манию величия воришку Прометея, и
заклятие, наложенное на орла, рухнуло».
36
Беседа 2
При всей степени утрированности, это и есть миф современного экологического маразма, заместившего героический гуманизм тех времен, когда европейское человечество еще могло на что-то претендовать и претендовало. Вообще говоря, мы видим, что плоды просвещения, о чем очень хорошо написали в своей «Диалектике просвещения» Хоркхаймер и Адорно, не то чтобы даже перезрели, они оказались похожими на понятие «овощей», о котором пишет Кен Кизи. «Овощи» — это обитатели сумасшедшего дома, лишенные возможности самостоятельно себя обслуживать. Все современные гуманисты превратились в подобных «овощей», а сама Европа — в палату для тихопо-мешанных. Буйнопомешанных не осталось, последнее буйное помешательство германского фашизма было аннулировано, а все остальное благополучно, все остальное — тихий бред глобализации. Поэтому совершенно неудивительно, что нашлись-таки представители нового этноса, которые просто не смогли утешать себя этими заклинаниями. На их стороне оказалось лишь одно — некоторое обновление оснований, готовность ради идеи расстаться с тем, что тебе дорого. Теперь мы понимаем, что только это и может послужить основанием для действительной глобализации, а не для очередного мыльного пузыря, который лопнет при столкновении с очередным столбом. Я вынужден пока закончить на достаточно печальной ноте, потому что последние события, к сожалению, а может быть и к счастью, показали бесспорную фальшивость идеи единого современного мира, ибо на таких основаниях он никогда не сможет существовать. Удивительно другое — что эта плюшевая эпоха смогла продолжаться так долго. Но в конце концов мы понимаем, что она закончилась.
Д. О В лице глобализации мир сталкивается с необратимым изменением господствовавшей со времен воз-
37
Наваждение глобализма
никновения новоевропейской учености картины мира Но вот какое здесь сразу возникает противоречие, если мы называем движение, в которое вовлечен нынешний мир, глобализацией, то мы готовы были бы предположить, что сущее некоторым образом возрастает — aufgehet, — приобретает более крупные формы, раскрывается в простор каких-то невиданных доселе пространств. Горизонты расширяются. Вдалеке начинает маячить идея относительной, имманентной бесконечности. Возникает иллюзия того, что возможностей становится все больше и больше, что скоро можно будет продлевать не только жизнь вещей, но и жизнь человека. Одни люди завещают поместить свое тело после смерти в криокамеру до той поры, пока не будет обретен эликсир бессмертия, другие стремятся воплотить призрачную форму бессмертия, присущую вещам и даруемую искусством, — их после смерти превращают в пластинаты. Даже телесность вовлечена в процессы глобализации. Что тогда говорить об экономике, политике или культуре?