Однако мы легко можем заметить, что на самом деле ни о каком возрастании мира речи не идет. Напротив, с исчезновением границ, во всех смыслах этого слова, мир теряет внутреннюю расчлененность, пространства заворачиваются в бесконечно малую поверхность ленты Мебиуса. Как бы почувствовал себя египтянин, полагавший, что он существует под брюхом великой коровы, если бы внезапно попал в наш мир? Или что бы сказал грек, считавший, что небо — это сфера, а звезды неподвижно зафиксированы на ней, если бы он перенесся в нынешний мир с его практически бесконечными астрономическими величинами? У меня возникает сильное подозрение, что и тому и Другому стало бы душновато в дутом пузыре нашей вселенной. Ведь реальное жизненное пространство стремительно сжалось, оно ограничено обычной картой значений, по которой мы ежедневно и перемещаемся Сакральная
38
Беседа 2
география — единственная реальная география — исчезла. Некогда великое многообразие мотивов странствий свелось к убогой ритурнели современного туриста, которому необходимо иметь Макдональдс в любом месте, в которое он отправляется, и только тогда он согласится поглазеть на представленный в рекламном проспекте уголок света. Движение глобализации с его опустелыми бесконечностями, которые отбрасываются ловко расставленными решетками фантомопроекции, обусловлено в действительности лишь тем, что вещи поистине бесконечные, уйдя за отступающий горизонт, полностью исчезли из мира.
Мне вспоминается, как американцы сразу после терактов 11 сентября со слезами на глазах спрашивали, где же находились в это страшное время Шварценеггер, Сигал и Уиллис. Такие крутые ребята, не единожды выручали нацию из беды. А мы в прямом эфире смотрели на листы деловых бумаг, падавшие с неба, как рождественское конфетти или как ослепительно белые хлопья снега, и картина выглядела бы воистину прекрасной и чарующе-захватывающей, если бы время от времени среди листов не проносились вниз человеческие тела. Новая действительность, навязываемая разрастанием процессов глобализации, в принципе не отвечает «присутствие размерности», в силу того, что задается наименее дифференцируемым «человеческим, слишком человеческим». Хайдеггер обозначил эту низшую планку термином «das Man», который не вполне корректно принято переводить как «люди». Ведь когда мы всматриваемся в людей как в некое исчислимое множество, то при более пристальном вглядывании начинаем распознавать лица, голоса, можем выстраивать отношения, в общем, начинается работа различения. Этимологически различение и выражает разделение на лица и возможность идентификации отдельных лиц В случае с das Man ситуация кардинально иная. Оно поглощает и нейтрализует все
39
Наваждение глобализма
различия Следовало бы переводить этот термин таким странным словечком, как «людьё» Раз уж есть звери и зверьё, то можно предположить, что существуют люди и людьё — вязкие массы, кристаллизация форм которых не достигает уровня персональности Персональная идентификация здесь происходит только на фоне более крупных анонимных образований, приобретающих относительно четкий контур, подражая своим коллективным телом какому-либо расхожему образцу. Это может быть идентификация по типу фанатов футбольного клуба или компьютерной игры, поклонников Шварценеггера или Бритни Спирс, читателей фэнтези или любителей разгадывать кроссворды...
Такие диссипативные массовидные образования не имеют отчетливых границ, подвержены непрестанному метаморфозу и частично перетекают друг в друга. Благодаря нарастающей диссипации так мало и столь ничтожного осталось человеческого в человеке, но так много людей, которые легко скапливаются в массы и являют собой паразитарный избыток. Куда ни глянь, повсюду наличествуют массы, вся инфраструктура современного мира приспособлена к наиболее эффективному и быстрому обслуживанию монструозных коммунальных тел. Глобализованное сообщество не оставляет человека наедине с самим собой. Оно предлагает исчезнуть в массе, — зовет молиться Богу на стотысячных стадионах, питаться в стандартных забегаловках fast food, отдыхать в специально отведенных для этого курортных зонах. Создается гигантский избыток человеческой наличности, но одновременно нехватка подлинного присутствия, исчезающего на наших собственных глазах. Совершенно ясно, что коммунальной телесностью массы является людьё, Menschenpark, — не люди в своей особенности, но слипшиеся в вязком киселе корпускулярные человеческие частицы.