45
Наваждение глобализма
лил нам, еще не совсем опоздав, натолкнуться на реальный столб и тем самым стряхнуть наваждение — наваждение глобализации, наваждение плюшевого мира.
Д. О.: Одна из наиболее существенных и радикальных метаморфоз затрагивает сферу производства вещей, область бытования которых стремительно сужается и практически полностью исчезает. Можно обозначить произошедшее здесь изменение следующим образом — то, что способно захватить наше внимание и привлечь к себе, переместилось с вещи на ее упаковку. Можно сказать более категорично: сама вещь стремительно превращается в упаковку, в набор некоторых внешних функций и свойств. Области потребления принадлежат не вещи в их вещественности, а только ярлыки, значения вещей, мутирующие в сторону пустой внутренней формы. Циркуляция вторичных, паразитарных означаемых, вселяющихся в товарные знаки первого уровня, подчиняет современный товарообмен самовозрастающему желанию и заставляет говорить о своеобразной психопатологии нынешней экономики. Одичавшие, бездомные означаемые, на все более и более эффективном использовании которых построена любая реклама, продуцируют для себя особые тела желания, подменяющие реальное распределение вещей. Необходимо, чтобы в способ потребления того или иного товара постоянно вкрадывалось прибавочное значение. Важно внушить, что каждый последующий раз доставит вам еще больше удовольствия — в батончике будет еще больше вкусных орешков, а при его потреблении еще больше возможности для вашей идентификации. Понятно, что в основе такого положения вещей лежит некоторая нехватка, но вот только нехватка чего?
У старинного китайского философа Мэн-цзы есть замечательное высказывание, что привлекательностью вещей является их несходство При утрате несходства вещи те-
Беседа 2
46
ряют привлекательность, растворяются в тусклом однообразии. В этих обстоятельствах экономика прибегает к работе воображаемого, продуцируя область чисто фантазма-тических, не имеющих ни малейшего отношения к реальному производству и товарообмену, объектов. Однако дело в том, что несходство является субстанциальным для самого бытия вещей, для их не скоротечного применения, а длительного бытования. Вещь делается вещью лишь в отличие от другой вещи. Точно так же как человек становится человеком, не когда он растворен в толпе, а когда одиноко стоит перед лицом реального другого. Понятие вещи в контексте разговора о глобализации выглядит не вполне корректным. Подтверждением тому выступает известный эпистемологический сдвиг, произошедший в эпоху индустриального общества. Я имею в виду страшную путаницу, возникшую из неоправданного отождествления понятий знания и информации
Обыкновенно под информацией понимается количественный объем накопленных знаний. Как следует из этимологии слова, речь идет о знаниях, распределенных по соответствующим рубрикам и уложенных в общепринятый формат (лат. tn-formo), облегчающий доступ к ним и их использование Но знание всегда представляло собой совсем иное. Трансляция знаний зачастую была сродни инициации и требовала длительного пути И дело вовсе не в том, что кто-то не хотел информировать человечество насчет истин, которыми он обладал. Просто знание являлось делом, умением. Знать, что такое дом, значит уметь его построить. Знать, что такс мышление, значит уметь мыслить. Иначе и быть не могло. В Средние века и в Ренессанс шедевром называли произведение, создав которое ученик обретал право зваться мастером. Если удается сотворить совершенную, не похожую ни на одну другую вещь, то путь познания приближается к своему завершению и сопротивление инертной материи сломлено.