Т. Г. Мне симпатична мысль Александра об экстремизме как вторичной форме инициации Современное общество лишено экзистенциальных рубежей, пересечение, которых требовало бы перерождения, перехода в принци-пиально иной модус бытия. Жизнь унифицируется, теряет иерархичность и внутреннюю различенность А экстремальные состояния хотя бы отчасти возобновляют многообразие форм существования. Эти состояния не могут ограничиваться только вербальным или дискурсивным уровнями, потому что в действительности у нас слишком мало средств
65
Экстремизм формы крайности
выражения Мы гораздо больше воспринимаем, чем можем выразить. И лишь инициация, осуществляющая переход в иные модусы бытия, способна произвести дополнительные средства выражения. Подобные вещи на уровне приемов известны в литературе. Скажем, Кафка и Гофмансталь описывали реальность с позиции животных — насекомых и крыс. Наше существование вплотную подошло к тому, что мы просто не можем себя адекватно выразить. Но мы все же должны искать возможности, чтобы себя выражать, хотя бы для того, чтобы общаться друг с другом. Поэтому для меня уровень экстремизма и даже трансгрессии является существенным с точки зрения обретения каких-то новых выразительных средств, нового языка, новых идей. Все новое связано с вызовом, с отчаянным прыжком в неизвестность. Как говорил Ницше, все новое должно принимать ужасные формы, чтобы войти в сердца людей. Никого не интересует неразборчивое бормотанье, слышанное десятки и сотни раз.
А. С.: Я хотел бы сказать еще пару слов относительно господствующих эпитетов. Помимо устойчивого словосочетания «политический экстремизм» еще более, пожалуй, устойчиво словосочетание «юношеский экстремизм». Это очень важно, особенно в том смысле, в каком Татьяна в самом начале говорила об отсутствии изощренности, умений и навыков Все мы знаем, что с опытом придут оттенки и полутона, но существенно и их отсутствие — отсутствие жизненной школы Собственно говоря, а что может внести в мир юнец или молодая девица, какая-нибудь Ульрика Майнхоф? Выясняется, что именно низвержение того, что уже законсервировано, закреплено, получило признанность, и является самым главным вбросом, Фундаментальной инновацией, которую мы все ждем. Ведь что касается изощренности разума, найдутся те, кто ее
66
Беседа 3
проявят Не только Гегель но и Маркс был прав в том, что в таких случаях разум несамостоятелен, он вынужден оправдывать если не социальный, то экзистенциальный заказ Пресловутый юношеский экстремизм типа движения хиппи — не обязательно юношеский в смысле возраста Вспомним того же Сартра, который в свои шестьдесят с лишним лет появлялся на баррикадах и в левых тусовках С кем он только не спорил, какие взгляды только не отстаивал Это тоже был экстремизм, над которым кто-то смеялся как же так, уважаемый философ, профессор, что себе позволяет Однако это и была попытка сделать жизнь настоящей, осознать, что хотя бы она завтра или послезавтра подошла к концу, но все равно сегодня она только начинается А без этого она в любом случае уже безнадежно закончена
БЕСЕДА 4
TERRA TERRORUM
(с участием Николая Грякалова)
Д О Несмотря на то, что о терроре сейчас говорится много и всеми, в целом остается ощущение, что очень трудно говорить о нем по существу Как мне кажется, дело не столько в том, что существо предмета уже успели заболтать, хотя так оно и есть, сколько в том, что это существо сопротивляется всякому осмыслению как изнутри, так и извне Если террорист внезапно станет в самый решающий момент размышлять над тем, что он творит, у него просто рука не поднимется бросить в людей гранату или подорвать рейсовый автобус Он безотчетно упирается в радикальный разрыв своих идеалов, которые, разумеется, прекрасны, как всякие идеалы, и методов их достижения, которые чудовищны и зачастую циничны, и не должен за думываться, откуда такой разрыв взялся Иначе его делу конец Приблизительно такая же ситуация возникает, когда мы смотрим на терроризм извне, например, критическим взором аналитика современности Мы почти совсем ничего в нем не можем понять О чем террор говорит разуму? Он говорит о том чего нельзя искупить (хотя с некоторой позиции можно оправдать) и что ему указывает вот
68
Беседа 4
это может уничтожить саму возможность мыслить Восходит черное солнце разума, которое своим решительным отказом понимать не дает забыть
Правда, принудительность понимания все-таки сохраняется, поэтому мы и пытаемся на эту тему рассуждать Я бы оттолкнулся от контекста глобализации в том аспекте, в котором она привела к практически полному стиранию внутренних знаков отличий во всеобще значимом пространстве социального. Любое традиционное общество обладало тонко отлаженным и прекрасно оснащенным инструментом внутренней дифференциации, основная функция которого заключалась в том, чтобы приостанавливать имплозию социума в плохо расчленяемые бесформенные массы и прерывать работу негативности в самом ее начале. Если молекулы хаоса, распрей и насилия проникают в тело архаического общества, то сразу же приходят жрецы, умеющие подыскивать «козла отпущения», закрывающего собой зияние, сквозь которое просачиваются диссипатив-ные силы Для этого в первую очередь требуется уметь точно и своевременно диагностировать возникновение фатальных утечек и зияний, обрекающих социальное тело на утрату внутренних знаков отличий и распад.
Но вот мы оказываемся перед лицом глобализирован-ного сообщества, где социальные знаки давно стерты, где наличествуют сплошные массы, а фигуры другого превращены в зеркала, в которые глядится Нарцисс и видит в них только себя — бесконечные вариации собственного отражения И вдруг возникает персонаж, разбивающий зеркала, одно, другое, третье Нарцисс утрачивает бесчисленные проекции, в которых он себя находил В то же время он никак не может идентифицировать того, кто обрушил на него небо и убрал почву из-под ног Инструмент, прорисовывающий в теле социума контур другого, потерян Граница с другим не удерживается, причем именно со сторо-
69
Terra terrorum
ны глобализированного сообщества, потому что со стороны террориста она удерживается очень жестко Собственно, другим для террориста является все и вся, любой член общества и общество в целом, безразлично к лицам, маскам и ролям. Свое для террориста радикально утопично по отношению к действительному мироустройству и всякий раз откладывается самим его действием. Террористический акт вовсе не призван приближать воплощение утопического замысла. Напротив, он демонстрирует его принципиальную невоплотимость в порядок действительности, выступая для него не столько сверхпроводником, сколько сверхрезистором. Чем более решительно террорист действует, тем радикальней откладывание его замысла, тем меньше возможностей отсылать к каким бы то ни было референциям, тем ничтожней попытки придать своей деятельности смысл.
Если представить себе абсолютный террористический акт, то в первую очередь он окажется абсолютно бессмысленным, — утопическое пространство, к которому отсылает его замысел, выступает не строительной площадкой одного из возможных миров, а чистым зиянием, черной дырой, антивещество которой питает оптическую структуру терроризма в целом. Я начал говорить о том, что для террориста существует разрыв между идеалами и методами их достижения. Пожалуй, это не совсем верно. Терроризм не обладает эфирной прослойкой идеального, — именно поэтому он ничто не воплощает, за исключением, быть может, одного Ничто Ведь в своем исконном смысле, которому соответствует историческая этимология слова, тер-рор означает то, что сеет и наводит ужас. И это вовсе не новое, впервые на твоих глазах возникающее сущее, кото-рое, по мысли Ницше, должно принимать ужасные формы, Дабы войти в сердца людей Дело террориста не в том, чтобы Расчищать места для нового, разбирать многовековые на-