Лес Пруэл отказался от предложенных стюардессами кофе, чая и молока. От спиртного он тоже отказался.
– Вы совсем ничего не желаете? – удивленно спросила выпускница Женского колледжа.
– Я желаю снова возлюбить себя, – мрачно ответил Лес Пруэл.
– Тогда вам нужно перестать любить кого-то еще!
Лес Пруэл не ожидал такого простого ответа.
– В смекалке ей не откажешь, – усмехнулся он. – Вы очень умная, – громко сказал он девушке.
– Это просто потому, что я знаю то, чего вы не знаете. Скажите что-нибудь, чего не знаю я – и вы тоже покажетесь мне очень-очень умным!
Лес Пруэл закрыл глаза – но сон, который вскоре пришел, был еще хуже реальности. Во сне он смотрел в театре марионеток Панча и Джуди. Вот Панч взял огромный нож. И прыгнул прямо на Леса – и мимо него, в пылавшую огнем печку, в мгновение ока сгорев дотла. Но он успел увидеть – у Панча было его лицо, лицо Леса Пруэла. Он, Лес Пруэл, был марионеткой, посланной убивать – и убитой.
Во время прошлого приступа депрессии он добрался-таки до психоаналитика – и тот рекомендовал ему анализировать сны. Якобы то, что мы пытаемся сказать себе наяву, появляется в них в наглядных и зримых образах. Но что пытался он сказать себе в этом сне? Он – марионетка? Его дергают за веревочки? Лес проснулся от собственного крика.
– Мистер Пруэл, мистер Пруэл! – над ним склонилось испуганное лицо стюардессы.
Она пыталась успокоить его. На его прерывающиеся извинения, – ему приснился не очень хороший сон, – она, покачав головой, заметила, что на такой высоте к снам следует относиться серьезно.
– Вы, белые, не верите в сны, но мы знаем, что они предсказывают будущее. Особенно если уснешь на большой высоте. Это не шутки, мистер!
– Разумеется, но я не вижу здесь ничего серьезного, – рассмеялся он.
Потом заказал джин – и почувствовал себя много лучше.
За время своей работы он успел отложить достаточно, чтобы спокойно уйти – на роскошную жизнь этого бы не хватило, но вполне могло обеспечить его и семью, и какую бы он теперь ни нашел работу, ему не нужно будет по крайней мере смотреть, как падают с плеч головы, и продавать полуграмотным уголовникам бесполезные блестящие железки.
«Реактивный синдром» его беспокоил мало – главное, чтобы ясно работала голова. По правде сказать, он и раньше не был подвержен этой странной болезни, от которой после дальних перелетов почему-то страдают многие.
Когда шасси самолета коснулось бетона полосы, в Вашингтоне был полдень. Ровно через час Лес Пруэл поднимался по пандусу к дверям здания, в котором помещался офис мистера Монтрофорта. Офис его был знаменит тем, что разные участки пола могли с помощью гидравлической подачи, пульт управления которой находился в столе мистера Монтрофорта, подниматься и опускаться на любую высоту. Делалось это отнюдь не для того, чтобы мистер Монтрофорт мог ощутить власть над посетителем, глядя на него сверху вниз; наоборот, посетитель должен был чувствовать себя во всеоружии, взирая сверху вниз на хозяина кабинета. Мистер Монтрофорт не любил, когда сделка проходила слишком уж гладко. Чем круче – тем лучше, – бывало, наставлял он сотрудников. Если впаришь все покупателю без сучка и задоринки – чувствуешь себя не в своей тарелке, а потому пускай поартачатся.
Но когда вместо покупателя перед взором мистера Монтрофорта предстал небритый и хмурый Лес, мистер Монтрофорт страшно удивился.
– Я ухожу, шеф, – слова прозвучали как удар грома.
Темные пронзительные глаза на красном заостренном лице мистера Монтрофорта вспыхнули вдруг выражением внезапной радости. Одарив Леса самой обворожительной улыбкой, какую только могли гарантировать усилия зубных техников, он нажал кнопку на подлокотнике инвалидного кресла.
Лес Пруэл следил, как кресло мистера Монтрофорта начало медленно опускаться, словно уходило в зыбучий песок. Когда безволосая голова мистера Монтрофорта оказалась на уровне колен Пруэла, пол остановился.
– Выкладывай, что там у тебя, парень.
– Я больше не желаю работать здесь, мистер Монтрофорт.
– У моего секретаря в столе лежит бланк контракта на десять лет – и прежде чем ты выйдешь из моего офиса, в нем будет стоять твое имя, Пруэл. Мне нравится твоя хватка, старик. Черт возьми, ты думаешь, я отпущу того, кто способен продать старый металлолом на четыреста долларов за два миллиона? Брось, парень, ты же не уйдешь от меня! Я же ведь люблю тебя. Лес Пруэл, Л-Ю-Б-Л-Ю – вот такими большими буквами!
– Такими же большими буквами заявляю – я У-Х-О-Ж-У, мистер Монтрофорт.
– Черт возьми, что-то ведь гложет тебя, и совершенно напрасно! У тебя самая клевая работа в самой клевой компании – и самое клевое будущее во всем мире! Тебе же нигде больше не будет так хорошо – а потому давай, парень, как раньше, работать вместе! Ты же ведь не новичок с парой акций и видом на повышение, которое будет Бог знает когда. Ты – кусок жизни нашей команды, и если перестанешь вместе с нею дышать – нам всем будет не хватать воздуха, понял? Так в чем дело, в конце концов?