Наконец, почувствовав, что уже сам не в силах терпеть тягучую пытку, Витор стал двигаться резче, глубже. Томительные стоны Исы сменились вскриками, которые становились все громче, чем быстрее двигался Витор. Она и сама подавалась ему навстречу, требовательно, жадно, пока последний, самый сильный спазм не выкрутил все внутренности. Нервы казалось, с жалобным звоном лопались один за другим, как слишком перетянутые струны. От громкого вскрика Исы перепугались и заржали лошади, но он почти сразу перешел в жалобное всхлипывание, когда она, дрожа с головы до ног, обмякла в руках раба.
Чувствуя, как слабеют ноги, Витор тоже обессиленно опустился на солому рядом с Исой.
Мыслей не было, только невероятная, восхитительная и легкая пустота. Казалось, что из него вынули все внутренности, а вместо них накачали воздухом, и при малейшем неловком движении он взлетит.
Витор слышал рядом рваное дыхание Исы, а, повернувшись, увидел, что молочно-белые блики на бархатистой коже приняли золотистый оттенок.
Утро уже позолотило безоблачное небо, а птицы звонкими трелями приветствовали начало нового дня. Слуги начали собираться у обустроенного во дворе небольшого храма, чтобы боги благословили и этот день.
Стараясь оставаться незаметной, Исабель пробиралась к главному входу, где пока еще никого не было.
На полдороге она остановилась, замерла и громко расхохоталась.
— Глупая! — сказала Иса сама себе. — Жуан еще спит, а Дуда уже не нажалуется отцу. Я могу делать все, что захочу!
Не обращая внимания на собственную наготу, Иса закружилась от переполняющего ее восторга, и тонкий пеньюар, помятый и с приставшими соломинками, обвился вокруг стройной фигурки.
Она вприпрыжку вбежала в дом, черным вихрем взвилась по лестнице и ворвалась в спальню.
На коврике около кровати, свернувшись темным клубочком, посапывала Пурнима.
Увидев ее, Иса снова рассмеялась, сдернула пеньюар, и он накрыл служанку с головой.
Пурнима вскрикнула и проснулась, а счастливая Иса повалилась на широкую кровать.
— Сегодня тебе повезло, но не думай, что можешь и дальше продолжать прятаться от меня. Но сейчас мне слишком хорошо, чтобы сердиться на тебя. Сегодня счастливый день, не так ли?
Иса приподнялась на локтях и уставилась на Пурниму, а служанка, потупившись, изучала ковер под ногами.
— Какая же ты глупая, — удовлетворенно выдохнула Иса и сладко, как кошка, потянулась всем телом. — Сегодня же похороны Дуды. Она больше никогда не будет портить мне настроение своим постным видом и ябедничать папочке. А сейчас, — Иса рывком поднялась, — приготовь мне ванну и платье, подходящее для этого счастливого события. Все должны видеть, как я скорблю по безвременно покинувшей нас Эдуарде.
Ухмыльнувшись, Исабель соскользнула с кровати, вытащила из шкафа на этот раз плотный халат и, запахнувшись, прошла в комнату брата.
— Вставай наконец с кровати, слизняк! — велела она и сдернула тяжелое одеяло с тщедушного тела.
Жуан возмущенно вскрикнул и попытался снова укрыться, но одеяло было уже на полу.
— Ты хоть знаешь, что твоя нянька упала с лестницы? Сегодня похороны, и ты, малодушное отродье, будешь там присутствовать, — сверкая глазами, Иса наступала на дрожащего всем телом брата. — А вздумаешь мне перечить, будешь ночевать на улице, вместе с крысами и пауками.
— Т-т-ты не м-м-можешь п-п-поступить так со мной, — от страха Жаун начал заикаться. Он побледнел еще сильнее, а глаза готовы были вылезти из орбит. — Я граф де Сильва, — он попытался расправить узкие и костлявые плечи.
— Вспомнили о своем титуле, граф де Сильва? — Иса издевательски изогнула бровь. — Тогда извольте поднять свою графскую задницу и соответствовать своему положению. Ты не опозоришь нашу фамилию, или я не Исабель Линьярес де Сильва, — и, круто развернувшись, удалилась к себе.
Напуганный перспективой спать с крысами и не сомневаясь, что Иса исполнит угрозу, Жуан не осмелился ослушаться, и вскоре они оба выходили из повозки перед воротами костела.
Иса прекрасно знала как выгодно темно-сливовый, почти черный цвет платья подчеркивает белизну ее кожи, а кружево мантильи притягивает мужские взгляды. Но на виду у всех прихожан она старалась выглядеть убитой горем благочестивой девицей и с тоской рассматривала устилающую пол истоптанную солому.
Нудная и длинная проповедь вызывала зевоту, но Иса стойко терпела, и в отличие от брата не ерзала на жесткой скамье, чем снискала еще большее уважение и сочувствие у старшего поколения, а падре, глядя на юную, горюющую прихожанку, пообещал себе сделать все, чтобы развеять ее печаль.
Оперевшись лбом о затянутые в черное кружево пальцы, Иса старалась отвлечься от занудного голоса священника и думала только о том, что ее ждет дома. А дома ее ждал Витор!
Иса сдерживалась из последних сил, чтобы по окончанию службы не выбежать из костела. Опустив голову и пряча под кружевом блестящие от предвкушения глаза, она смиренно принимала соболезнования и предложения поддержки. Некоторые отцы семейств и особенно вдовцы настоятельно зазывали именно под их кровом дождаться возвращения графа де Сильва, но Исабель была непреклонна.
— Я не могу оставить Жуана один на один с таким горем, — всем своим видом выражая покорность судьбе, негромко отвечала она. — Я нужна ему, а он мне. Только поддерживая друг друга, мы сможем пережить эту страшную потерю.
Старшее поколение соглашалось, восхищалось мужеством столь юной девушки и отступало. Только священник, решив не только словом, но и делом поддержать примерную прихожанку, закончил с выражениями соболезнования и поспешил удалиться, что отправить графу де Сильва пространное послание о горе, постигшем его дом, и о том, насколько зрело и с достоинством Исабель де Сильва приняла удар судьбы.
Отделавшись наконец от потока сочувствующих и украдкой вытирая тонким платком обслюнявленные щеки, Иса поспешно забралась в экипаж и втянула разомлевшего в духоте безвольного брата.
— Домой! — откинувшись на подушки и расстегивая верхние пуговицы, чтобы хоть немного остудить пылающую кожу, приказала она.
Тряская пыльная дорога казалась бесконечной, да еще Жуан занудно стенал, как он устал и что от жесткой скамьи в костеле у него болит каждая косточка.
— Замолчи, лягушачье отродье, — брезгливо бросила Иса, устав слушать его нытье.
— Я все расскажу отцу, — бледные щеки Жуана побагровели. — Он все узнает о твоих проделках. Думаешь, я ничего не вижу? А я все знаю.
— Что ты можешь знать? — красивые черты исказились в презрительной гримасе. — Где находится твой ночной горшок?
— О твоих шашнях с конюхом, — на бескровных губах Жуана появилась удовлетворенная улыбка. Наконец-то и он мог позволить себе поиздеваться над более сильной и здоровой сестрой. — О том, что ты заставляла вытворять служанок. Слуги все знают и перешептываются, а у меня есть уши. И не быть тебе герцогиней де Альбукерки.
— Слишком развесистые. Стоило бы их уменьшить, как и твой лягушачий рот, — Иса уже подалась вперед, чтобы схватить братца за тонкие жидкие волосенки и как следует оттаскать, но передумала и расслабленно откинулась на подушки.
Не понимая, что происходит с сестрой, Жуан сидел как на иголках и настороженно следил за каждым ее движением.
— Во-первых, отец тебе не поверит, — хмыкнула Иса. — Слишком много свидетелей моего примерного поведения, более достойных, нежели болтовня слуг, а, во-вторых, длинный язык может и до беды довести. Если не веришь, спроси Дуду.
Ледяной тон сестры, будто острым ножом прошелся по спине Жуана, за остаток пути мальчишка не произнес ни единого слова, только жался в угол экипажа.
Едва коляска въехала во двор, как Жуан, с несвойственной для него живостью пробежал в свою комнату, захлопнул дверь и заложил тяжелый засов.
— Я граф де Сильва. Граф де Сильва. Она не может мне навредить, — раз за разом повторял он, забившись в угол и обхватив худые коленки. Каждый доносящийся извне звук заставлял его вздрагивать и покрываться холодным потом. — Скорее бы вернулся отец.