Борис. Боже, надеюсь, тебе не очень скучно было все это читать и слушать.
Лика. Шутишь! Сам же знаешь, — никто не назовет «скучным» то, что ты делаешь.
Борис. Это да. Мой эпитет, скорее — «скандальный». И еще — «эпатажный».
Лика. Как ты к этому относишься, что тебя так называют? Тебя это бесит?
Борис. Еще как. Они, по сути, считают, что я нахожу себя недостаточно талантливым, что бы просто писать хорошие пьесы и ставить крутые спектакли и поэтому я из кожи вон лезу, чтобы придумать что-то «скандальное» и «эпатажное». Что это, вообще, значит? Они думают, я это делаю намеренно, давлю это из себя как-то… Искусственно вношу в мои истории скандал и эпатаж, полкило на акт? Все, что я делаю, это все, что любой автор обязан делать — рассказывать историю —
Лика. — максимально честно! Я с тобой так согласна. Многие просто не могут жить без ярлыков. Без них им страшно. Жизнь становится слишком сложной для их понимания. Когда нет ярлыков.
Борис. Я очень рад, что тебе нравится то, что я делаю. Я не помню, говорил я тебе «спасибо» за все твои отзывы?
Лика. Ты говорил.
Борис. Мне важно было знать, что ты меня понимаешь. Что мы понимаем друг друга, — как два пишущих человека.
Лика. Мне кажется, мы очень даже понимаем.
Борис. Вот как, значит, — ты приехала, и я тебя вижу.
Лика. Я такая же, как ты ожидал?
Борис. Ты похожа на свои фотографии… И на мою Кристину из романа. Я тебе это уже говорил… Но теперь, когда я тебя еще и вижу — вот так, перед собой, это сходство поражает еще больше. Почти пугает.
Лика. Боря… Ты знаешь. Твоя Кристина. Она такая… чудесная. И прекрасная. Почти, как ангел. А я… Я не знаю, всегда ли я такая… чудесная и прекрасная. Вернее, я точно знаю, что нет. И я, как бы, точно не ангел… Что ты улыбаешься?
Борис. Ты такая…
Лика. Какая?
Борис. Черт… Вот это да! Не может быть!
Лика. Что такое??
Борис. Афиша! Над барной стойкой! Видишь? Старая афиша!
Лика. «Погребенное дитя»?
Борис. Я видел эту постановку. Именно ее! Именно после нее я и решил стать драматургом. После того, как этот спектакль увидел. До этого я думал, театр — это там, где в париках играют Мольера и поют «Фигаро».
Лика. А про что пьеса? Про что «Погребенное дитя»?
Борис. О… Она — про семейные связи, про насилие в семье. Про безумие. Про темные секреты. Про то, что семья — это ад.
Лика. Я хочу ее почитать.
Борис. Я подарю тебе книгу.
Лика. Спасибо.
Борис. Завтра — первая читка. Ты волнуешься? Не волнуйся. Все будет хорошо.
Лика. Я не волнуюсь.
Борис. Зато я волнуюсь. Я сегодня ночью не мог уснуть.
Лика. Почему? Это из-за меня?
Борис. Нет. То есть. Да. Отчасти. Но вообще я всегда волнуюсь перед читкой. Это важный момент. Ты была на читках? В кино их тоже делают.
Лика. Да. Я знаю. Но я не была.
Борис. Их делают для того, чтобы все познакомились, и чтобы каждый почувствовал, что он — часть будущей постановки. Что мы сейчас на время становимся одной большой семьей… Театральной.
Лика. Ох. Теперь я тоже волнуюсь.
Борис. Главное, чтобы Нина ни о чем не догадалась.
Лика. Как у вас… Как у тебя с ней?
Борис. А… Не хочу об этом. Ничего хорошего. Я хочу с тобой говорить о чем угодно, только не об этом. Потому что это скучно и грустно… Я готов хоть семь часов подряд с тобой говорить. Только у меня еще две встречи — с директором театра, потом еще с журналистом. А вечером я иду на концерт. Знаешь, на какой?
Лика. Нет… Нет! Не может быть!
Борис. У меня есть билет для тебя.
Лика. Нет… Не может быть!
Борис. У меня плюс один. И я знаю, что Нина не планировала идти… И вообще — The National — это наша с тобой группа. Ведь так?
Лика. О, да! Да…
Борис. Поэтому, я хочу, чтобы ты пошла со мной. Это будет небольшой акустический концерт, в одном клубе, в центре… Я пришлю адрес.
Лика. Боже, я поверить не могу…
Борис. Я могу тебя попросить кое о чем?