Сколько раз меня упрекали… Особенно женщины. «Ты пишешь такие прекрасные слова, вкладываешь их в своих героев, а в жизни не в состоянии сказать, что чувствуешь… Что ты за человек такой? Кого же я полюбила?»… Я не знаю, кого. Вернее, знаю. Моих героев, этих выдуманных людей… Не меня. Не меня ты полюбила. Я их создал. И они лучше меня… Они лучше. Кто знает, может, мои герои и спасают меня таким образом — делая за меня все, что сам я не в состоянии сделать, или даже почувствовать… Как часто я ничего не чувствую. Как много чувствуют они. Они лечат меня — своей страстью, болью и яростью. Своей отважной любовью. Мне говорят… Иногда мне говорят: «Ты никогда не любил меня так, как я думала, ты меня любил. Как в твоих пьесах мужчины любят женщин…» Что на это сказать? Влечение к женщине, любовь к ней, секс — это все хорошо, очень приятно и бодрит… Но так уж вышло, что нет для меня ничего желанней момента, когда я пишу пьесу, и потом иду спать, и вот уже время вставать, и я почти проснулся…. И думаю о том, что сейчас я снова вернусь туда — в комнату, ко всем этим людям, о которых пишу. Потому что я дождаться не могу — вернуться в эту комнату. Это моя зависимость…
Иногда я… думаю о том, что жизнь человека определяются катастрофами, которые с ним случились. Где-то раз в лет семь, человек принимает решение и совершает некий выбор, и последствия этого выбора бывают катастрофичными. То есть, как правило, раз в семь лет человек проживает некую катастрофу… Именно такой опыт мне и необходим, время от времени, для подзарядки моего творчества. Такие редкие, но с гигантскими последствиями… катастрофы.
2. Лика. Интервью для театрального портала «Драматические разговоры»
С тех пор, как у меня начали брать интервью, первый вопрос, как правило: — Основано ли то, что я пишу на реальных событиях? Наверное, это потому что я никогда не скрывала, что все, что я пишу на них основано.
Но тут есть тонкость. Писатель — даже если он сможет — буква за буквой — воспроизвести историю, которую прожил, как только он начнет писать эти буквы — все это автоматически становится вымыслом. Все. Потому что, в конечном итоге, никто не знает, что происходит между двумя людьми. Более того, — даже эти двое никогда не смогут понять до конца, что между ними произошло.
И когда ты пытаешься придать этой глыбе воспоминаний, которая уже тонет в тумане прошлого — некую форму, — ты делаешь это, прежде всего, чтобы ответить на вопрос: — Что это было?
Мне важно придать форму моим воспоминаниям. Ведь они — то место, откуда я пришла, и мне нужно попробовать понять, что случилось со мной там, в определенных местах моего прошлого.
Но есть еще кое-что… Возможно, самое важное, что и определяет мой выбор историй, которые мне хочется рассказывать.
Как всем известно, писательство — профессия одинокая. И когда ты один — в комнате, и пишешь свои истории о чем-то, что есть только в твоей голове и живет только в твоем воображении, — порой это заставляет чувствовать себя еще более одиноко, чем обычно…
Когда ты заперт в пустой комнате, с кучей выдуманных людей, в своей голове, которые говорят друг с другом.
Но! Когда ты пишешь о чем-то, что прожил сам, — ты, в любом случае, начинаешь рассказывать о людях, которых ты очень хорошо знал. Как правило, — в этом случае, ты всегда рассказываешь историю о ком-то, кто был тебе ближе всех, в твоей жизни. На какой-то момент. Возможно, это длилось несколько дней или даже часов, а может, — несколько десятков лет. Но только в момент, когда ты начинаешь о них писать — эти люди возвращаются к тебе, в твою жизнь, снова. На время написании истории. Они возвращаются — в своем прежнем состоянии, когда вы были близки. И это ощущается, как настоящее чудо. Это и есть мой личный янтарь, если можно так сказать. Если история сможет быть рассказанной. Если я смогу придать ей форму… В этом случае — пока я буду работать над ней — я никогда не буду в комнате одна. Я проживу всю мою историю заново, вместе с теми людьми. Которые не выйдут из комнаты, пока я не допишу до финала, до слов — «конец» или «занавес».