— Послушай, наблюдатель, а если мне звонить будут? Предупреждать всех моих знакомых, что я поменяла телефон и место жительства — глупо. Таинственный злодей — из их числа, скорее всего сослуживец. Узнав про телефон, он и адрес узнает в момент, и накрылись твои предосторожности. Неудобств масса, а пользы никакой. А насчет круглосуточного наблюдения… И сколько это безобразие может продолжаться? Ты же не будешь всю жизнь за мной ходить? Сам отказался на мне жениться, а теперь — никогда тебя не брошу, потому что я хороший!
— Ну, погоди, не отказывайся сразу от всего! Ты права, переезжать ко мне не обязательно, но понаблюдать за твоим окружением — непременно. А ты не распускай язык с кем попало, хотя бы несколько дней! Сама, небось, даешь этим типам информацию: когда, и где, и почему тебя можно застать. Идеальная жертва!
— Того, что я окажусь у мыльцевского изваяния по почину Кавальери-старшего, никто предвидеть не мог. Даже я. На первый взгляд, совершенно бессмысленная акция: чертов вундеркинд мог упасть на любого посетителя, на ту же уборщицу! И какая преступнику польза от убийства тети Кати?
— Твоя тетя Катя сама в списке подозреваемых! И еще таинственный промоутер Бенечка и компьютерщик Додик! Или как их там?
— Венечка и Олег. Ты прав, но я с ними никаких дел не имею, долгих бесед по душам не веду, бешеных приступов ревности — любовной или профессиональной — не вызываю. Зачем им меня преследовать?
— Слушай, — задумчиво протянул Гершанок, — а может, один из них — маньяк?
— Да я третий год в галерее работаю! — отмахнулась я от новой версии моего приятеля-фантазера, — Почему раньше ничего подобного я не замечала? Не верю я в абсолютно нормальное поведение глубоко ненормального человека! В чем-нибудь бы да проявился маньяк. Были времена, любознательная девочка Сонечка всерьез занималась психологией. А потому нездоровый огонек в глазах распознаю легко, можешь не сомневаться.
В таком духе беседа продолжалась еще пару часов, пока нам обоим не надоело толочь воду в ступе. Я не понимала, зачем убийце-неудачнику моя гибель под объемистым тельцем "новорожденной невинности"? Упади на нас с Алессандро Кавальери двухметровая жертва трепанации черепа — осталось бы от итальянского продюсера и русской хранительницы мокрое место! Нет, два мокрых места. И весь карамболь. Господи, до чего же надоело все время думать об одном и том же! Неужели меня ждет еще одна бессонная ночь? Так и до нервного срыва недалеко! Придется, видимо, купить снотворное.
Меня действительно ожидала бессонная ночь. Но если бы я заранее знала, с чем будет связан очередной недосып — не стала бы заходить к Оське после работы. Я бы тогда большую часть вечера посвятила созданию экзотически-запредельного стиля "рюс" на собственной фактуре, то есть на фигуре и лице. Услышав, как назойливо дребезжит телефон, я устало подняла трубку и вялым голосом произнесла:
— Але!
— Сонья! — закричала трубка по-итальянски приятным баритоном, — Вы живы? С вами все в порядке? Вы были у врача?
Боже, как преобразился окружающий мир! Небо за окном, темно-серое и мокрое, стало синеть на глазах, неугомонный автомобильный гул превратился в слаженную мелодию, приятную для уха, а физиономия Прудона, от природы хитрющая, приобрела такую двусмысленность выражения, будто нахальный толстяк знал про свою хозяйку нечто сногсшибательное и не совсем приличное. А вдруг мой писучий обжора видит меня насквозь?
— Да-а! — пропела я в трубку сладкоголосой сиреной, — Это вы, Франческо? Я вас узнала. Почему я должна была пойти к врачу?
— Но вы сегодня так переволновались! Для психики большое потрясение — оказаться в смертельно опасной ситуации, вам надо принять меры! Я так виноват перед вами, оставил вас одну, без помощи, но мой отец…
— Перестаньте, Франческо, — я едва не сказала "любимый мой Франческо", — Со мной все хорошо, мою психику нелегко расшатать. Как синьор Кавальери себя чувствует? Он не пострадал? Его падение было таким сильным и неожиданным, надеюсь, он не ушибся?
— Немного ушибся, я сделал ему компресс на… словом, на смягчившую падение часть тела. Он очень беспокоился о вас, просил меня узнать, что с вами, — в голосе Франческо послышалось замешательство, — Я и сам хотел… Вы ведь женщина, хрупкое существо…
Здесь мне пришлось зажать трубку ладонью, потому что я расхохоталась в голос. Кабы мой героический душка знал, что во мне семьдесят пять килограмм весу, то есть меня хватит минимум на полтора хрупких существа! Отсмеявшись, я вновь прислушалась к лившемуся в мое ухо дивному тембру: