— А его могли отпустить? Мол, рабочий день окончен, отдыхай, парниша? — поинтересовался я.
— Ну, такое мог сделать только шеф. Пообещать, что сам все запрет и поставит на сигнализацию. Это не разрешено, но ведь мы и потрясающих ценностей не храним, и крупных сумм наличными в большом металлическом сейфе не имеем. Отсюда и некоторая безалаберность администрации и секьюрити. Охранника, конечно, допросят: надо же милиции выяснить, навещал кто-нибудь Дармобрудера в конце дня, и где был сам охранник в момент смерти директора, — согласилась Соня.
— Странно. А почему твой шеф не боялся, что галерею ограбят, вынесут компьютеры, мебель, понравившиеся безделушки? — удивился Иосиф, — Он что, дурной?
— Был, — лаконично ответила Софья, покрутив пальцем у виска, и печально вздохнула.
Конечно, галерея не исчезнет. Пока владельцы поставят и.о. директора кого-нибудь вроде Жрушко, а потом подберут постоянного управляющего… Мысли о перспективах злосчастной "комы-АРТ" появились у меня уже дома, перед сном. Расчесывая волосы, я рассеянно смотрела на Прудона, привыкшего к еженощным исчезновениям хозяйки настолько, что теперь котище беззастенчиво укладывался спать посреди кровати, не дожидаясь Сониного возвращения. Сейчас он тоже демонстративно дрых, но в кресле, свернувшись клубком и закрыв нос лапой. Должно быть, скоро похолодает, придет осень, настоящая, с холодными туманами, промозглым ветром и утренним нежеланием вылезать из-под теплого одеяла. Новый директор меня, может, и взял бы в Италию… Вот только если Эму поставят всем распоряжаться, она мне ни за что не даст прокатиться во Флоренцию. И поместье под Гроссето я никогда не увижу… Ох, как не вовремя помер Дармобрудер! Надо все-таки позвонить к нему домой, скажем, завтра вечером, сказать несколько сочувственных слов семье покойного от имени всей "Комы". Представителем на похоронах тоже, наверное, будет Жрушко. А может, кто из владельцев галереи сам приедет? Мысли тянулись неспешно, будто разматывался большой серый клубок.
Я старательно прогнала тяжкие думы о своем шатком положении: жизнь в опасности, на работе неприятности, Франческо — не самый подходящий кандидат на роль верного поклонника. "У него визы не хватит, чтобы любить меня вечно", — усмехнулась я, когда вновь вернулось грустное воспоминание, что быстротечна страсть наша с каштановым красавцем из Италии. Отложив щетку, я зевнула и блаженно вытянулась на кровати. "Первый раз за эти дни хоть высплюсь!" — мелькнуло в голове. И тут взвизгнул дверной звонок.
Когда я услышала истерическое дребезжание, первой моей мыслью было: "Убью мерзавца!" Разумеется, я грешила на Оську. Ну, кто еще мог ворваться в мою квартиру без предупреждения, в два часа ночи, да еще так трезвонить. Опять, решила я, другу моему верному втемяшилась в голову идея, что неведомому киллеру понравилось меня обыскивать, и в данный момент он лупит меня по балде очередным персонажем из индийской мифологии, например, богиней разрушения Кали. Все это взорвалось у меня в мозгу, словно динамитная шашка, а взрывной волной меня бросило к самой двери. Не считая нужным даже замаскировать пижаму халатом, я распахнула дверь и рявкнула:
— Я жива!! Киллер заходил и просил передать тебе привет! — и обомлела, не закончив выкрика — на пороге стоял Микеле Чингьяле.
Вот этого совсем не ожидала.
Если бы за дверью оказался Франческо Кавальери — еще понятно, но Чингьяле? К тому же какой-то он был странный и выглядел так, точно целый день бегал по ипподрому с седлом и всадником на спине: еле-еле переводит дух, холеная бородка растрепана, волосы вокруг лысины стоят дыбом, глаза красные и безумные. Без извинений и без приглашения он вбежал в комнату и обернулся ко мне:
— Где Элеонора? — выкрикнул он.
— Что? — обалдело спросила я, чувствуя себя не то санитаркой, не то пациенткой сумасшедшего дома, в присутствии которой главврач с аппетитом ест живую лягушку.
— Где Элеонора? — нетерпеливо повторил Чингьяле и принялся мерить шагами мое жилье, — Она ушла днем, и до сих пор не вернулась! До сих пор! Лео практически не говорит по-русски, хотя считает, что знает язык. И она беспомощна, и если что-нибудь случится… — он остановился и посмотрел на меня, словно бык на тореадора, пригнув голову и раздув ноздри.
Так, похоже, что и этой ночью мне не удастся поспать.
Я протянула руку к разъяренному итальянцу, останавливая готовящееся словоизвержение. Чингьяле, судя по всему, в обычном душевном состоянии — человек спокойный, насколько вообще может быть спокойным итальянец, и профессионально ироничный как адвокат. Но сейчас он был готов разорвать того, кто стал причиной исчезновения милашки Элеоноры, пусть даже косвенной причиной. Необходимо хотя бы разобраться, за что я гибну неповинной.