Дом Табуреткина был из тех, что бесполезно оснащать домофонами. Похоже, на такие здания охранные устройства надо ставить не снаружи, а внутри — чтобы спасти окружающих от обитателей этого жуткого муравейника. Тип, куривший на лестнице в майке добиблейского периода, осчастливил бы весь Институт археологии, принеся им свое белье. А вирусологи Пентагона заплатили бы любые деньги за его треники с пузырями на коленях и отвисшим задом. Права Кристя Орбакайте, ох, права: "Если бы знать, где мне счастье искать!" Спеть ему, что ли? Кажется, я сам нарываюсь. Ничего, сейчас все получу, и даже с добавкой. Неизвестно, правда, от кого — от Чингьяле этого, или от ловеласа-неудачника. А может, от обоих.
Табуреткин ждал нас на пороге. Под глазом у него сиял свеженький бланш, и вид у него был такой, точно он бился на кулачках с самим Сталлоне. Так, этому уже хватит. Он вне игры.
— Сьлава Богу, — просвистел несчастный зияющей между зубов дыркой, — Сёня, сяберите их, посялусьта! Это не люди, это сьвери! Вы посьмотрите, сьто они с бабуськой сьделали!
Хорошо, что его фамилия не Шишкин. Он бы еще долго не мог нормально представиться, все бы непристойность получалась. Господи, а "бабуське"-то за что попало на орехи? За соучастие? Впрочем, старушка оказалась в норме. Она сидела у соседки, причитая и охая над попорченным в итальянских разборках имуществом. Соседка — тетка с формами отощавшей после спячки медведицы — поила пострадавшую чаем и смотрела на нас с неприязнью. В унылом интерьере ее жилища, действительно, Соня выглядела неподходяще — словно райская птица, залетевшая по ошибке на городскую свалку. Мы не стали любоваться этим парадоксальным зрелищем и твердым шагом прошли в Табуреткину комнату.
Здесь нас ожидала сцена из "Брака по-итальянски". В роли Софи Лорен и Марчелло Мастрояни — Элеонора Брилла и Микеле Чингьяле соответственно. Только обстановка не такая романтическая. Пол был усыпан черепками каких-то фарфоровых слоников и котят, неопознанными деревянными обломками, драными кофтами и вспоротыми подушками. Казалось, что единственная уцелевшая в катаклизме вещь — ревматический диван с протертыми до дыр подлокотниками, да клетчатое покрывало на нем. А на покрывале, сплетясь в объятьях, мурлыкали Лео и ее свинтус. Брилла была очень ничего — пухленькая такая, белокурая, губастенькая. Из одежды на ней немного осталось — такая шелковая штучка цвета морской волны, вроде летнего платьица неприемлемой (для Табуреткиной бабули, естественно!) длины, да красный в зеленую полоску шерстяной носочек. Наверное, Табуреткин подарочек. Его собрат висел на люстре, глупо покачиваясь среди псевдохрустальных подвесочек. Ворвавшись в эту идиллию, мы не сразу сообразили, что даже не постучались. Соня принялась что-то мямлить по-итальянски, но Микеле на нас за бестактность зла не держал. Наоборот, он вскочил, загораживая животиком пленительное зрелище — синьорина Брилла в истоме и полосатом носочке — и радостно затараторил, не слушая оправданий. Соня переводила с пятого на десятое:
— Говорит, нашел свое счастье. Они женятся. Надо быть праведным, и они будут. Детишек родят — штук пятнадцать. Свадьба будет в лучшем виде. Мы — гости, а ты, рыжий, шафером будешь. Я тоже сгожусь на роль подружки невесты.