Ладно, хватит злобствовать. Заявляю: мне чертовски завидно, и потому я истекаю желчью. У меня самой так никогда бы не вышло: виртуозно влезть без мыла и дезодоранта в дармобрудеровскую святая святых. Для подхалимажа высокого класса надо иметь: четвертьвековую выучку, железную хватку, десятилетиями скитаться с одной и той же темой диссертации по всем московским институтам и музеям, работать на трех-пяти-семи работах одновременно и везде получать гроши. Надо путем мытарств осознать простую и жестокую истину: здесь, в маленькой, непрестижной галерейке с плохо составленными фондами и маразматическим наименованием, кроется твой последний шанс. А если человек полагает, что стоит большего, чем это коматозное местечко, он не сможет превратиться в сирену и в два счета навеять начальству сон золотой.
Одна надежда, что когда-нибудь я выйду из этой "Комы" и приду в сознание на приличной работе. Или вообще замуж выйду! За князя Монако. Все-таки я не карьеристка, я сибаритка. Можно мечтать о достижениях в любимом деле, а не там, куда тебя жизнь запихнула — дескать, стерпится-слюбится! Ох, как охотно Сонечка Хряпунова сидела бы дома и наслаждалась ничегонеделанием — для интеллектуала это вершина карьеры. Лень властвует миром. Хотя все мои друзья ужасно активны — просто ураган, особенно по вечерам. Вечно их невозможно застать дома, вечно они расслабляются и оттягиваются в специально предназначенных местах. Снедаемая любопытством, я уже давно намеревалась как-нибудь вечерком сходить с ними в кафе, клуб или даже в дискотеку. И каждый вечер лень обламывает мои светские намерения: монотонная работа с утра до вечера и шумные развлечения с вечера до утра несовместимы.
Так и доживу до тридцатника без единого пятна на биографии — сплошное не была, не состояла, не участвовала, не привлекалась, с известными бабниками, пардон, плейбоями в личных контактах не замечена, ох-хо-хо… Ума, правда, не приложу, что я буду делать, если мне понравятся бездуховные наслаждения. На нашем снулом предприятии маловато платят, чтобы вообразить себя, а главное, в действительности стать светской львицей. Трудновато также счесть стриженого кролика мексиканским тушканом, а уж тем более — шанхайским барсом. Эх, не судьба Эллочке побить Вандербильдиху, не судьба! И времени на светскую жизнь у меня нет совсем…
Вот сегодня, например: свободный вечер, а я вынуждена ехать на другой конец города, забирать пыльные мебельные останки — мое недавно полученное наследство. Я уже полгода вывожу его частями из дедушкиной квартиры. Благо, наша галерея мне помогает с грузовым транспортом. После деда осталось совсем немного вещей, но все, как на подбор — чудовища, не влезают ни в легковушку, ни в пассажирский лифт, ни в дверь квартиры. Старинный стол для пасьянсов, гигантские крупповские напольные часы с басовитым боем, кушетка с подголовником, бюро и куча разного брик-а-брака. А сколько бумаг, альбомов, дневников и писем! Хорошо, что семейный архив хочет использовать тетка. Она намерена писать историю нашего рода и собирает все источники, до которых может дотянуться.
Не думаю, что сага о славных деяниях рода Хряпуновых вызовет интерес публики. Родственники мои до третьего колена в эпохальных событиях отродясь не участвовали, миров не перекраивали и с неба звезд не хватали. Если есть у нас, Хряпуновых, наследственная черта, то это именно лень, всепоглощающая и всемогущая. Она — наша погибель, и она же — наше спасение, надежная защита от действительности. Пока кто-то свою жизнь проживает, то мы свою — просыпаем. Поэтому от нас толку никакого, но мы можем гордиться предками, которые занимали пост предводителей дворянства в городе Задвижске. Мы, последние представители рода, перед их достижениями бледнеем, зато вполне сойдем как фон. Так же, как моя безликая квартирка — неплохой задний план для вычурной, тяжеловесной и непрактичной дедушкиной мебели, черт бы побрал все ее плюшевые подушки и резные завитки!
Прудон встретил меня и грузчиков восторженным воплем. Гадкое животное давным-давно поняло: загромождение квартиры создает чудные, удобные уголки для осуществления его непристойной наклонности. В честь этих бесстыдных манер первый хозяин моего кота сначала прозвал его Писарро, потом переименовал в Лассаля, а уже я дала ему имечко "Прудон". Говорят, у его мамаши по прозвищу Аделаида были те же привычки. Тетушка моего знакомого за это жизнью поплатилась, вот так! Я, размещая предметы обстановки и стараясь выгадать хоть небольшое свободное пространство, выговаривала рыжему наглецу: