Следующие сутки пролетели, как в угаре. Хотя почему "как"? Это был самый настоящий любовный угар, я думала, про такое только в книжках пишут. Разделявшие нас страх и вранье, какой-то нелепый древний раздор — все прошло, как сон пустой! Как было замечательно уже днем проснуться рядом с Франческо, посмотреть на него, раскинувшегося во всю ширь кровати, с порозовевшим от нежности Прудоном под боком (ох, любят моего титана звери — видать, человек хороший!), а потом потихоньку выбраться из-под одеяла и встать под душ, удерживаясь, чтобы не запеть самым немузыкальным образом! И стряпать на завтрак все подряд — омлет, бекон, салат, гренки, пирожки с повидлом, круассаны и капуччино. Надо же мужчине подкрепиться после таких нагрузок! Вспомнив про "нагрузки", я сладострастно потянулась, потом неизящно поскребла себе спину между лопаток и тихонько захихикала. Все, что говорят про итальянский темперамент — все правда! Буйство страстей, милая ребячливость, наслаждение жизнью, душевная теплота, тонкость чувств были душой моего дорогого Франческо. Даже удивительно, как столько эмоций умещается в одном человеке и притом в мужчине! Удивительно, что мы вообще с ним встретились — эх, знать бы заранее, что впереди… Нет, не буду, не буду трусить, проблемы выдумывать и препятствия — и проживу отпущенное мне судьбой славное бабье лето с прекрасным принцем. А на разные там "потом", "дальше" и "впоследствии" мне почти наплевать. Не хочу ничего загадывать! Вот проснется мой герой-любовник, я накормлю его завтраком, потом выведу погулять в парк, а потом — домой, обедать — и да здравствует сиеста!
Примерно так оно и было: завтрак, прогулка, обед в маленьком уютном ресторанчике, сиеста, гм… Ну и все в этом духе. Никто нас не тревожил целые сутки, друзья и недруги будто вымерли. К сожалению, не навсегда. Безжалостный окружающий мир упорно требовал от нас даней, оброков и пошлин. Утром следующего дня пришлось мне выпустить красавца из плена душистых объятий: мальчику стоило проведать болящего родителя, сообщить папе Алессандро подробности нашей беседы и завязавшихся внезапно отношений. Да и меня кое-какие дела ждали. В первую очередь, конечно, зайти к Гершанку, обсудить дела наши скорбные, а во вторую… Ох-хо-хо… Газет, что ли, купить с объявлениями, или по знакомым пошерстить на предмет свободных вакансий? Надо же исправлять положение — одной любовью сыт не будешь! Так и не выбрав, с чего начать — с опроса друзей или просмотра газет — решила совместить. Позвонила Ирке и проболтала три часа, обводя кружками сущую ерунду: "Продается кожаный диван в нехорошем состоянии", "Новое средство для похудания и против геморроя", "Евроремонт недорого своими силами", "Куплю литературу о голубом сексе". Последнее — сама не знаю почему. Нет, так дело не пойдет. Схожу-ка я к Оське!
Гершанок меня совсем не ждал, хоть и принялся уверять, что счастлив видеть подругу дней своих суровых в добром здравии и трезвом рассудке. Я, уносимая волной блаженства второй день подряд, не стала концентрироваться на мысли: искренен мой друг детства или так просто… любезен. Вместо церемоний начала рассказывать обо всем подряд: что, оказывается, Алессандро Кавальери получил прямо в номер письмо с угрозами, что Винченцо всю жизнь мучился угрызениями совести и ждал возвращения дедули Хряпунова в его одинокую жизнь, что Франческо… Тут я замялась и посмотрела на Оську вопросительно. Иосиф ухмыльнулся и подмигнул с бесстыдной миной. До чего же он похож на моего кота, и даже реакции у рыжих поганцев одинаковые!
Чтобы не вникать в ненужные детали, я вновь вернулась к разбитому сердцу дедушки Кавальери, к его многолетнему сидению у окна в ожидании того, что счастье вернется — счастье в лице слегка постаревшего, но по-прежнему очаровашки Хряпунова. Почему-то мои сентиментальные излияния про разлученных в начале века любовников циника Осю только рассмешили. Он с размаху уселся в кресло, сделал ладонь козырьком и затрясся от хохота. Я так и замерла от изумления и, что скрывать, от обиды тоже. Сейчас наговорит всяких неприятных истин, психолог великий, Зигмунд Юнгович Левин! Отсмеявшись, Гершанок поднял на меня глаза:
— Ох, и наивное же ты создание, Сонетка!
"Сонеткой" он меня называет, когда хочет подчеркнуть мою бестолковость. Давай-давай, выпендривайся!
— Ты взгляни правде в глаза-то! Знаешь, твой тоскующий Винченцо не по дедуле Хряпунову скучал, а совсем по другому поводу!
— Это по какому же? — хорошо хоть про Винченцо, не про Франческо, а то ведь могли и поссориться.