Мы везли в гостиницу синьорину Бриллу, та хлюпала носом, уткнувшись в мизерный платочек, а Соня с Данькой пытались заверить несчастную Элеонору в непомерном бескорыстии и профессионализме наших правозащитников. Пока они на два голоса утешали даму, я попытался найти адекватное объяснение одной из двух версий: либо Микеле действительно убил Веру — значит, связан с событиями последних месяцев денежным интересом; либо его подставил человек, осведомленный о каждом шаге любого члена делегации и получивший доступ даже к их личным шмоткам. Он что, через телескоп за итальяшками наблюдал, жучков в номера понаставил, горничной переоделся? Впрочем, и в подобном идиотизме нет ничего невозможного. В отеле Соня накормила Бриллу снотворным, уложила в кроватку и прикрыла пледиком — пусть поспит, бедняжечка, умаялась. Орать во все горло три-четыре часа кряду — даже для неаполитанки тяжко.
Номер Кавальери был заперт, но карточки "не беспокоить" на двери не было. Значит, вышли проветриться. Соня предложила дождаться ее аманта и устроить им с папулей перекрестный допрос. Почему-то она уперлась в самую невыгодную для нее гипотезу и талдычила: Веру пришил один из итальянцев. Конечно, это похоже на правду: у собратьев-макаронников больше возможностей друг дружке свиней подкладывать, чем у переодетой горничной с микрофоном под юбкой. Мы спустились в холл отеля, тупо посидели под пальмой, обошли по кругу бассейн с фонтаном, больше напоминающий протекающий рукомойник, и решили перейти в летнее кафе. Даня пошел договариваться с рецепцией, а мы с Софьей направились к столику, удобно расположенному прямо напротив входа в гостиницу.
— Как ты думаешь, — обратилась ко мне Соня, — при расследовании убийства стоит доверять женской интуиции?
— Ой, не знаю! — честно сознался я, — А что, тебе интуиция уже свое веское "фэ" сказала?
— Я просто поверить не могу, что один из итальянцев — убийца, вымогатель, мошенник. Характеры у всех у них неподходящие, да и не готовы они морально в живых людей ножиками тыкать. Кавальери — те приехали ситуацию разнюхивать, а не секретарш в капусту рубить, Чингьяле дела семьи лет сто ведет, он им как сын, правда неродной… — и тут челюсть у Софьи повело в сторону, глаза вылезли и орбит, а рука с чашкой застыла в воздухе.
Такие финты — верный признак озарившей мозг догадки. Догадка — это хорошо. Но после озарения приходится подолгу ждать, пока просветленный вернется в свое телесное воплощение. Я терпеливо прихлебывал пиво, а когда подошел Данька, жестом показал "не шуми!". Он послушался и приземлился на стул, будто голливудское НЛО — без единого звука.
Так, вот уже в Сониных глазах появилось осмысленное выражение, и губы зашевелились, и румянец вернулся:
— Мальчики… — прошептала она, уставившись в центр столики, — я знаю, кто за всем этим стоит!
— Ну-у? — протянули мы без энтузиазма.
— Думаете, опять какую-нибудь лажу слушать придется? — моментально уловив слабые оттенки недоверия в нашем хоре, обиделась Сонька и затянула плачущим голосом в тональности "сами мы не местные", — Не верите, значит, в мои детективные способности! Не хотите со мной, как с равной, общаться! Не интересуетесь…
— Софья! — оборвал Данила грозивший затянуться монолог, — Убью! Говори сей секунд, что надумала!
— А вот это уже дело, — довольно кивнула Сонетка и пригнулась к нам, точно боялась подслушивания, — Нас преследует Кавалла!
— Кто? — с отвращением спросил я, смутно чуя — от человека с таким именем хорошего не жди.
— Помнишь, у Винченцо Кавальери был сводный, или даже побочный брат — Антонио Кавалла?
— Так это когда было! — резонно заметил Даня, — Помер уж давно братан, помер и закопан. Лежит в земле сырой, среди олив и лавров, один-одинешенек…
По-моему, он решил отомстить Соньке за ее клоунские выходки. На мое нетерпение им обоим, похоже, наплевать. Ладно-ладно, друзья-приятели, я вам все припомню, погодите…
— А ну замолчь! — вырвалось у меня, — Соня, продолжай, и побыстрее. Лишнего времени у нас нет!
— Суровый какой! — с деланным уважением отреагировала моя ехидная подруженция, — Ну ладно! У Антонио, который, действительно, не мог не помереть, наверняка остались всякие разные потомки. Он же мог им рассказывать про былые шалости, сидючи по вечерам у камелька, так ведь? Предположим, и про денежные пособия от семьи Кавальери упоминал — они с дедулей моим на денежки Винченцо лихо погуляли: по всем городам и весям, несколько лет подряд, ни в чем себе не отказывая.