«Нет, не случай».
Таннер стал, если угодно, избранным, но он заслужил это. Возможно, он не самый первый, кто заинтересовался аладами, но у него получилось продвинуться дальше других.
Мальчишка Сорен Рац считал иначе, но он мог поцеловать костлявый зад Эшворта Таннера.
Эта лаборатория на Лазуритовом уровне — выше только Башня Анзе, — его собственность, его вотчина, он добился такой власти с нуля, заслужил, никто не может ему здесь угрожать. И обращался к нему сейчас всего лишь Вереш, Патрик Вереш, его аспирант и помощник. Вереш был лет на пять младше Таннера, но оставался лишь чуть более, чем просто исполнителем, одним из тех, кого можно заменить дронами и ботами. Зато Вереш не боялся фрактальных сигнатур, хотя и упорно называл их аладами. Но, может, у него кто-то из родственников в рапторах — а те, в свою очередь, нахватались от дикарей. Работал Вереш послушно, порой даже подавал неплохие идеи — например, посоветовал добавить в раствор больше питательных веществ на основе чистой глюкозы. Это сработало не совсем так, как предполагалось: стабильность культур клеток не улучшилась, но и дохнуть они стали как будто медленнее.
Может, предложит что-то ещё.
— Я вас слушаю, Патрик.
Таннер посмотрел на помощника чуть искоса и одновременно свысока. Рассеянный свет ламп, отражавшийся от глянцевых бело-синих стен лаборатории, не украсил бы ничью внешность, но Вереш и без этого часто выглядел больным и несчастным, а может быть, уставшим. Он был среднего роста и комплекции, но постоянно сутулился, лицо было смуглое, но какое-то выцветшее, и невыразительные карие глаза. Иногда в докторе Таннере даже просыпалась совесть: может, думал он, это моя вина, что Вереш так скверно выглядит? Но подобные мысли быстро гасли.
— Ваш агент из рапторов сообщила, что они так и не нашли нужного вам человека. Она пыталась связаться с вами, но ваш личный комм не отвечал.
Таннер вздохнул.
«Агент» однажды сопровождала его на охоте… вернее, именно она помогла добыть первую сигнатуру для дальнейших исследований. И так и не узнала, что если бы ничего не получилось, если бы заготовленная доктором Таннером культура не стабилизировала алада, то они оба превратились бы в груду ошмётков. Впрочем, сработало же. И Таннер до сих пор поддерживал с ней связь. Не потому, что «агент» интересовалась наукой — просто он умел общаться с простыми людьми, вроде тех же рапторов; не то, что этот малолетний идиот Рац, который только и знает, что свои эксперименты проводить. Из-за него, между прочим, и из-за его безумных опытов вот эти облавы сейчас и понадобились.
Но благодаря этому идиоту Таннер может сейчас получить преимущество.
А ещё ему, Таннеру, доводилось своими глазами видеть Пологие Земли — он был одним из немногих учёных, кто рисковал выбираться за пределы безопасных куполов. И поэтому прекрасно понимал: очень непросто найти там того, кто достаточно умён, чтобы прятаться. Это тебе не вечно голодные энергосгустки-алады, которые сами лезут ко всему живому.
— Спасибо, Патрик. Я с ней свяжусь. У вас есть что-то по образцам?
— Нет, сэр, — Вереш покачал головой, его взгляд привычно скользнул куда-то влево и вбок, была у него малоприятная привычка избегать прямого зрительного контакта. — Все результаты примерно одинаковы. Образцы выживают по несколько недель, как правило, до восьми — как раз когда активно должна формироваться ЦНС. Если удалять нервную систему, как вы пробовали сначала, то можно дожать до двадцати и дальше, но…
— Я помню результаты, Патрик. Не нужно повторять.
Таннер сделал рукой отстраняющий жест, как будто в стерильной, сияющей лаборатории из пластика, металла и стекла завелась противная навозная муха, а он её отгонял.
— Вы говорили, что новая партия должна приспособиться, сэр. Что у них получится выжить дольше, — напомнил Патрик, и это внезапное проявление инициативы, такое редкое, последний раз случавшееся несколько лет назад, когда тот придумал модифицировать формулу раствора в автоклаве, заставило Эшворта Таннера снова дёрнуться. Будто помощник и подчинённый стал одним из тех обвинителей, которые загнали юного самонадеянного умника на самое дно Интакта.
«Чёрт».
— Это лишь временные неудачи. Мы на верном пути, у нас есть контролируемые образцы сигнатур, и «ужасный свет» вполне неплохо подчиняется. Вереш?
— Да, сэр?
— Вы хорошо себя чувствуете? — этот вопрос стоило задать раньше. Мешки под глазами у Патрика аж сползали по скулам, цвет лица был землистым. — Здоровы?
— Да, сэр.
Таннер покачал головой. Он не умел ни о ком заботиться, дожил до сорока одного года одиночкой. У Патрика, слышал Таннер, есть дочь, которую тот забрал из общего инкубатора и решил воспитывать лично. В Интакте такое редкость, люди не любят ответственности, слишком заняты собой, своей карьерой, предпочитают поручать воспитание детей интернатам. Может, с девочкой что-то случилось, поэтому Вереш уже не первый день такой странный.
Выяснять это не хотелось.
— Идите, Патрик. Отдохните, я ещё поработаю, надо кое-что проверить, а потом… — он недовольно поморщился, потому что «потом» означало: надо доложить тому, кто даёт средства на лабораторию, на все исследования, кто в принципе управляет городом — да и всем миром, если на то пошло. Мир считал его ИИ. Таннер знал, что это не совсем так.
Энси, Хозяин. Не совсем человек. Он когда-то лично вытащил Таннера со дна и теперь вполне логично требовал результатов.
— Сэр.
— Что ещё?
Патрик помялся, покачался взад-вперёд на каблуках мягких туфель. Он был одет в такую же бело-голубую униформу, и его смуглая кожа на фоне светлой обстановки лаборатории — стен, потолка, пультов с настройками и автоклавов — казалась негативом старого фильма из хранилища Подземного Интакта.
— Доктор Рац говорил…
«Что?» — руки Таннера сжали мягкую прорезиненную ткань карманов. Патрик сглотнул.
— Извините. Я столкнулся с ним в его отсеке лаборатории. Доктор Рац просил передать, чтобы вы потом к нему заглянули. Кажется, у него есть какие-то персональные новости. Для вас.
Доктор Таннер не любил вспоминать, что он не единственный привилегированный исследователь, что прямо перед носом, в той же лаборатории Лазуритового уровня, засел занозой в… в пальце сопляк, которого и специалистом-то назвать язык не поворачивался. Сопляка звали Сорен Рац, он был даже не из Интакта родом — из небольшого полиса-аппендикса Санави, где всегда выращивали одинаковых, как дроны, медиков. Они годились создавать разные вакцины, сыворотки, что-нибудь вроде анаболиков для усиления всё тех же рапторов, а чаще — антидепрессанты, ингибиторы обратного захвата серотонина и активаторы дофаминовых рецепторов для жителей полисов. Плюс какие-нибудь утилизаторы молочной кислоты, тау-белка и бета-амилоидов. Жители городов желали оставаться активными круглые сутки, мечтали о вечной молодости; пока удалось достичь среднего результата в сто тридцать лет. Конечно, статистику существенно портили пилоты-рапторы. Их в официальные отчёты не включали и старались заботиться о том, чтобы эти люди не образовывали тесных связей за пределами своего сообщества. Иначе могли появиться вопросы: куда деваются рапторы после пятидесяти-шестидесяти лет?
Собственно, этим и занимался Сорен Рац. И сидел бы он где-нибудь в своём Санави, в лучшем случае — парой уровней ниже, на Гранатовом или Яшмовом. Но Рац был вроде червяка или жука, что пролезет в любую щёлку.