Выбрать главу
***

Этот город незнаком мне. Этот дождь – тоже.

Когда-то, каких-нибудь три часа назад, он назывался Санкт-Петербургом, я прожил в нем всю жизнь, кратковременные отлучки не в счет, кратковременные женщины – не в счет, изменить привычный ландшафт они не в состоянии.

Теперь же привычного ландшафта не существует.

Не то чтобы он был так уж непохож на себя, я все еще различаю знакомые силуэты домов и ту ломаную, почти готическую линию, которая образуется в месте соединения неба и крыш, на этом сходство заканчивается. Интересно, узнает ли ландшафт Лора, ни у кого из нас нет зонта, вот что сейчас нам необходимо – зонт. Неважно какой – со сломанными спицами, найденный в ближайшем кафе, украденный у старика, задремавшего в автобусе, ничто так не сближает влюбленных, как ритуал мелкого воровства совсем уж бесполезных вещей. Исходя из этого, мы с Лорой, одинаково влюбленные, должны броситься друг другу в объятья, совсем как в фильме «Мужчина и женщина», Трентиньян – Эме, Эме – Трентиньян, гоночное авто и дети в отдалении, они не влюблены друг в друга. Но фишка в том, что Лора и я тоже не влюблены друг в друга, вся сила страсти – и моей, и Лориной – направлена на один объект:

Тинатин.

Тинатин, стоящую в отдалении, как дети, как гоночное авто. Тинатин, ни в кого из нас не влюбленную. И я готов вынести эту ее невлюбленность, лишь бы быть уверенным: она распространяется и на Лору. Но как я могу быть уверенным, я не уверен даже в собственном городе.

В дожде тоже есть что-то неестественное.

Он застает нас врасплох, три часа назад на него и намека не было, это, конечно, можно отнести к особенностям ЭсПэБэ-климата, погода здесь лжива, как привокзальный наперсточник, вот только дурацкий дождь… Его сюжет, если у дождей вообще могут быть сюжеты, чем-то неуловимо связан с Тинатин. Да что там – «неуловимо связан», он так и вертится вокруг Тинатин, стоит ей опрокинуть вверх обе ладони, под прямым углом к запястьям – подобно древнеегипетской жрице, как над ними тотчас же вырастают два водяных столба; дождь укутывает Тинатин, обволакивает ее, что ж, его нетрудно понять. Я, во всяком случае, понимаю.

Как будет развиваться наш собственный сюжет – неизвестно.

Со стороны (со стороны дурацкого дождя?) это выглядит примерно так: две девушки и парень в предчувствии группенсекса, времени на покупку свечей в супермаркете не остается, времени на помывку в душе и интимное бритье по линии бикини не остается, начать можно и у дверей квартиры. Пока одна из девушек, путаясь в единственном ключе, пытается их открыть, другая нежно целует ее шею. Парню же достаются тылы, две задницы, упругие, как мячи для гольфа, от искушения ударить по ним со всей дури спасает лишь отсутствие клюшки.

Впрочем, и в легком синхронном поглаживании («стимулировании любимых(ой) жоп(ы)», как завернули бы «ЖЖ»-феминистки) есть свое безусловное очарование.

Все становится не таким безусловным и гораздо менее очаровательным, когда дело доходит до наспех сброшенных у постели вещей, групповухи не будет. С кем угодно, ее сеансы можно проводить с кем угодно, любителей дешевого плотского спиритизма навалом, искусанные, измятые соски, как обычно, соответствуют тринадцатой карте аркана Таро, только они и просматриваются в пустых глазницах.

Групповухи не будет, представить ее с Тинатин невозможно.

Зато легко можно представить себе Лору, задушенную собственным лифчиком, именно это я и представляю, а заодно представляю себя, стягивающего бретельки под Лориными шейными позвонками, она хрипит в предсмертной агонии – и это тоже соответствует тринадцатой карте аркана Таро.

Никаких угрызений совести с моей стороны, как тебе такой сюжетец, Лора?.. Или ты думала, что я буду спокойно смотреть, как ты тискаешь девушку, в которую я отчаянно влюблен? Чтобы непоправимого не случилось, лучше бы тебе отсидеться на кухне, в носках из козьего пуха и рубашке: темно-бордовые геральдические лилии на кремовом фоне, рубашка тринадцатой карты аркана Таро выглядит так же.

Меня куда больше интересует карта номер шесть, хотя шансы вытащить именно ее невелики.

«Любовники».

Но пока Тинатин обволакивает, укутывает только дождь.

А я все еще переживаю несостоявшуюся Лорину смерть от моей руки, от двух моих рук, сцена убийства видится мне в эстетских тонах каммершпиле, сраным Миике с Тарантино ни в жизнь такого не снять, все, кто мог снять такое, – мертвы не один десяток лет. Все, кто мог снять такое, – загнулись еще до звуковой эпохи в кино, что совершенно справедливо: уважающее себя убийство всегда происходит в полной тишине.

Или это убийцы глухи ко всему?..

Почему я вдруг подумал об этом, почему я вообще об этом думаю, может быть, все дело в поцелуе Тинатин? Водить жалом без последствий – нереально, мои 37 и 2° по утрам в понедельник, моя дурная, застоявшаяся под кожей кровь,– может быть, именно это и привлекло Тинатин, и поцелуй был вовсе не так бессмысленней, и дурная кровь стала еще дурнее? И что она выудила из меня, пока целовала? Папашу и его самок, папашу и его собачий поводок, истории пятнадцатилетней давности, к которым мне никогда не хотелось бы возвращаться, – о нет, только не это!..

Только не это – Лора щелкает пультом центрального замка, но отзывается не ее скромняга «Мицубиси Талант», совсем нет. «Порш» г-жи Паникаровской. Журнальная стерва доверила Лоре свое сокровище, я поверить не могу в такое неожиданное великодушие. Нужно быть очень убедительным, чтобы заставить г-жу Паникаровскую расстаться с «Поршем» хотя бы на время, нужно найти причину не менее вескую, не менее впечатляющую, чем, к примеру, косметический карандаш «Bour ous», noir & blanc, белый стержень – мне нужна твоя помощь, милый, совсем крошечная, в 612 лошадок, черный стержень – твоему муженьку вовсе не обязательно знать о той паре сотен лоцманов, которая прокладывала курс в твоей м-м-м… манде, не так ли? На черный стержень всегда можно положиться, он заставляет играть – и глаз, и очко, вот г-жа Паникаровская и сдалась на милость победителя.

– …Прошу.

Лора распахивает перед Тинатин переднюю дверцу, как бы там ни было – им снова достаются сдвоенные билеты в один ряд, мне же приходится довольствоваться галеркой.

В салоне пахнет кожей, но это не респектабельный запах сидений; скорее вонь от срамных причиндал для садо-мазо-интермедий, жилеты с заклепками, шорты с кольцами, фуражки с высокой тульей, браслеты и ошейники, как обязательный элемент порносбруи. Если хорошенько порыться под ковриками – наверняка можно обнаружить и воспоминание о хлыстах; вся эта кожаная вонь и есть воспоминания. Владелицы «Порша», слишком неотступные, слишком трепетные, легко укладывающиеся в детскую считалочку «Вышел месяц из тумана…»

Буду резать, буду бить, все равно тебе водить.

Лора отжимает волосы.

У нас почти одинаковые стрижки, теперь – одинаково мокрые стрижки, волосы Тинатин не в пример длиннее, но отжимать их незачем. В жизни не видел таких восхитительно сухих волос, ни одна капля дождя не упала на них.

Странно.

– Немного музыки, если вы не возражаете, Тинатин. Я вижу быструю улыбку Тинатин в зеркале заднего вида.

– Не возражаю. Нет.

«Немного музыки» – звучит как «немного секса», голос Лоры балансирует где-то на грани ультразвука, кажется, он существует отдельно от Лоры, заполняет каждый миллиметр свободного пространства салона – несвободного, впрочем, тоже, открой я пепельницу, и там обнаружится чертов Лорин голос, мягкий, податливый, разбухший от желания.

Слава богу, обходится без ane В., что только подчеркивает неординарность ситуации, саксофон и гитара, джазовый мейнстрим, Великий Гатри легко бы обнаружил в нем следы ортопедической обуви Денниса Марчеллино; джаз призван успокоить экзотического зверька по имени Ти-на-тин, ничего не бойся, никто не причинит тебе зла, совсем напротив.

Все будет феерически.