Тинатин не проявляет никаких признаков беспокойства. Беспокоится Лора, во всяком случае, ей не сразу удается завести двигатель, это отбрасывает легкую тень на дальнейшее развитие событий: что, если ей также не удастся завести Тинатин?.. И что именно потребуется, чтобы завести Тинатин, – умение расстегивать пуговицы языком? умение нашептывать на ухо очаровательные непристойности? умение втягивать губами клитор в стиле rhythm-&-blues? демонстрация члена на ремнях?.. Лорин затылок напряжен – она до сих пор не решила, на каком варианте остановиться, возможно – их будет несколько, комбинированных. Возможно – придется задействовать все.
Тинатин – крепкий орешек, бедная Лора.
Я почти сочувствую ей, что совсем не мешает мне вожделеть Лорин затылок, стянутый бретельками от лифчика. Хруст позвонков (я уже слышу его) отлично вписывается в джазовый мейнстрим. Но… Мне явно не хватает только хруста, бескровная смерть вовсе не кажется убедительной.
Вот оно что – кровь. Засранная кулинарными и сексуальными излишествами кровь Лоры. Лишь она сможет меня успокоить. Умиротворить. Я жажду крови – впору вытащить из кармана полузабытый галстук Брэндона и припасть к нему пересохшим ртом. При условии, что ни Тинатин, ни мой визави у писсуара не солгали и на галстуке действительно есть черно-красные свежие пятна.
Галстук всучила мне Лора. Круг замкнулся, опасная бритва подойдет. Вопрос в том, есть ли у Лоры опасная бритва? Плевать, кухонный нож в любом случае найдется.
«Режу горло. Качественно. Недорого» – из инет-ссылок, сброшенных Пи.
Неужели я и вправду решил избавиться от Лоры таким кардинальным способом? Меня знобит, но дело вовсе не в промокшей одежде, я не такой дурак, чтобы успокаивать себя подобным образом, ни один убийца – не дурак, даже несостоявшийся, утешает ли меня это или нет? Пока все напоминает игру, но не дай Бог Лоре коснуться Тинатин, не губами – хотя бы пальцем…
Что она и делает.
Рука Лоры соскальзывает с переключателя скоростей и – случайно, конечно же, случайно! – накрывает руку Тинатин.
Тесак. Наверняка у Лоры есть тесак. Кухонная утварь – ее слабость. Из того немногого, что я знаю о Лоре, не касающегося ее дурацкого Хайяо, дурацких статеек и дурацкой бисексуальности: она всегда сжигает выпавшие волосы в пепельнице и коллекционирует кухонную утварь.
Тинатин и не думает убирать руку.
Но целовала-то она – меня!..
Теперь это не имеет никакого значения. Ревность, банальная ревность плющит меня по сиденью, швыряет из стороны в сторону (Лора, Лора, ты ведешь чужой «Порш» не очень-то аккуратно!), на одной из сторон стоит задержаться, мне не хотелось бы, но… Кто будет спрашивать о чем-то двенадцатилетнего сопляка? Я снова кажусь себе сопляком. Двенадцатилетним. Ревность, банальная ревность сделала меня таким, теперь мне легко выпасть из собственных штанов, рукава рубашки – непомерно длинны, три презерватива можно смело презентовать папаше, хотя – зачем ему презервативы, он и не пользовался ими никогда; год, когда мне исполнилось двенадцать, тоже прошел под знаком ревности.
Я ревновал.
Буча Кэссиди к Санденсу Киду. Санденса Кида – к Бучу Кэссиди.
«Буч Кэссиди и Санденс Кид». Первая надпись, которую я сделал мелом на задней панели платяного шкафа. Окно с одной стороны, платяной шкаф – с другой, два метра на три, вот и все жизненное пространство, в него входила еще раскладушка, даже стул не помещался. Потом количество надписей увеличилось, но Буч и Санденс были первыми. Они могли быть какими угодно, но только не похожими на папашу. Я так и представлял их – непохожими.
Единственное, чего я не знал тогда, – в фильме они катались на велосипеде.
– Не громко? – спрашивает Лора у Тинатин.
Очевидно, это относится к музыке, но неумеренное потребление соусов приучило Лору к вязким подтекстам: не слишком ли громко стучит мое сердце, милый?
– Не громко. Нет.
– Отлично. Нам нужно заправиться. Здесь неподалеку бензоколонка.
Бензоколонка и вправду оказывается неподалеку, спустя пять минут «Порш» торжественно въезжает на нее. Дождь все не прекращается.
– На минуту, Макс.
Лора предлагает мне выйти из машины вместе с ней, вряд ли дело касается пистолета, который нужно галантно сунуть в бак, Лора и сама бы с этим справилась, как справляется уже тысячу лет; ей просто не хочется оставлять нас наедине друг с другом. Я бы тоже не оставил.
– Собственно, зачем?.. – пытаюсь вяло сопротивляться я.
– Мне нужна твоя помощь.
Я снова вижу быструю улыбку Тинатин в зеркале заднего вида. Ситуация ей знакома, подобные ситуации разыгрывались в ее жизни не раз, одним отчаянно влюбленным никогда не ограничивалось, радиус поражения Тинатин намного шире: развороченные животы, расколотые черепа, ранцы, заляпанные кишками, – мародерам и маркитанткам из обоза будет чем поживиться. Тинатин и есть главная маркитантка, единственная маркитантка – на всю армию, на все армии, кажется, я знаю пару десятков войн, которые произошли из-за нее.
– Макс!..
– Я иду.
Я иду за Лорой – не так быстро, как хотелось бы самой Лоре, но гораздо быстрее, чем хотелось бы мне самому. Почти в рапиде мы проплываем мимо парня в промасленном оранжевом комбинезоне; этот местный дурачок, белобрысый, как и положено дурачкам, встречает появление Лоры одобрительным посвистыванием. Еще три часа назад я и сам насвистел бы что-нибудь, тема из «Mission impossible» подошла бы, Лора и впрямь ничего себе, мокрая одежда, облепившая фигуру, лишь подчеркивает это. Узкие бедра конченой стервы лишь подчеркивают это.
Забирай их себе, дурачок.
…Укромным это место не назовешь – магазин при заправке, масла, фильтры, газировка и фасованные фисташки, но у Лоры нет ни времени, ни желания искать более подходящий вариант. Она жаждет выяснить отношения здесь и сейчас – именно жаждет: губы ее пересохли и даже, кажется, покрылись струпьями, разительный контраст с влажным от дождя лицом, влажными волосами.
– Сейчас ты уйдешь, – говорит мне Лора.
– Ага. Разбежался.
– Сейчас ты уйдешь. По-английски, чтобы не волновать девушку.
– Специалист по Англии у нас ты, Лора.
Я не так уж далек от истины, Лора несколько раз летала в Лондон – в период бурного увлечения малоизвестным рок-музыкантишкой, липким, как овечий сыр, концептуальным, как овечье дерьмо; презерватив с овечьей спермой педантично завязывается в узелок и отправляется в мусорный контейнер для органических отходов – из этого Лора выдоила цикл статей «Места и вещи». Вряд ли она помнит об этом. Здесь, в магазинчике при заправке, уж точно не помнит. Тинатин – это не удар по пяткам, как в случае с Хайяо, и не легкий укус во влагалище, как в случае со всеми остальными. Тинатин призвана для того, чтобы разрушить весь организм до основания, разбитое керамическое сердце – лишь вершина айсберга.
Понимает ли это Лора так же, как понимаю я?..
– Я еще большой специалист по выкидыванию с работы шелудивых псов.
– Шелудивых псов?
– Таких, как ты, Макс.
Она могла бы и не говорить этого, все и так очевидно, хозяйский «Порш» – на ее стороне, на моей – только небрежный поцелуй Тинатин, но он перевешивает. Он перевесил бы не только «Порш», но и трейлер «Volvo», груженный пятилетними тиражами «Полного дзэна»; он перевесил бы даже велосипед Буча Кэссиди с Санденсом Кидом и их подружки, а о кино я могу порассуждать и с Жан-Луи в его говеном видеопрокате.
– Ничего не выйдет, Лора. – Я абсолютно спокоен.
– Ты сомневаешься?
– Сомневаюсь, что ты нравишься ей больше, чем я.
Сил в Лоре оказывается немерено, под стать персонажам из комикса «Супербратья Марио», при желании она могла бы взлететь (Oh!), остановить товарняк (Oops!), опрокинуть третьеразрядный небоскреб (Wow!) – и все эти силы направлены сейчас против меня: я оказываюсь прижатым к стойке с тормозной жидкостью, правое колено Лоры угрожающе покачивается в двадцати сантиметрах от моего паха, правая рука почти сжимает мне горло.
Ей и бретельки от лифчика не понадобятся.
– Не стой у меня на дороге, Макс.
– Я могу отступить в сторону…