Какое-то время он молчал, собираясь с мыслями и слушая противный писк таймера, а затем заговорил:
— Мой отец тоже сделал все, чтобы я ни в чем не нуждался и даже больше, но… почему-то я не чувствую к нему благодарности за это. — Он посмотрел ей в глаза. — Но я знаю одно. Больше всего я благодарен судьбе за то, что встретил тебя.
Сердце у Ледибаг болезненно сжалось.
«Расскажите своему партнеру, что вам нравится в нем».
Зажегся зеленый свет.
— То, что всегда выкладываешься на полную, много требуешь от себя; то, что упрямая и любишь командовать.
Леди улыбнулась.
— Ты вроде бы записал это все в отрицательные черты характера, Кот.
— Угу, — он отвернулся, и красный свет поглотил его смущенное лицо.
Леди внимательно перечитывала вопрос на экране.
— Ты всегда рядом, когда нужен мне больше всего, всегда готов прийти на помощь и… говоришь именно те слова, в которых я больше всего нуждаюсь.
— Я говорю правду.
Она лишь покачала головой.
«Каково ваше самое страшное воспоминание?»
Горел красный.
— Наверное, сегодняшний день станет для меня самым страшным воспоминанием. — Маринетт снова смотрела на экран. — Но если вспомнить, похожее уже случалось. Не в первый раз невинные люди оказываются в опасности по моей вине. Это случилось в тот день, когда я отказалась быть Ледибаг.
Нуар собирался что-то сказать, но напарница остановила его.
— Кот, пожалуйста… не говори ничего.
Вспыхнул зеленый.
— Мое самое страшное воспоминание… — Глаза у Нуара потемнели. — Когда мама исчезла из нашей жизни, не сказав ни слова. И тот момент, когда отец сказал, что ее больше нет… Почему-то в глубине души я до сих пор верю, что он мне солгал в тот день.
Почему-то говорить такие вещи теперь стало так просто и естественно. Словно так было всегда. Между ними внезапно спали все барьеры. Они все еще были в масках, но уже могли обсуждать друг с другом что угодно.
«Продолжите эту фразу: “Мне бы хотелось разделить с кем-нибудь… “»
— …Завтрак?
— Вечер, — улыбнулся Кот.
— Разговоры.
— Праздники.
— Моменты радости.
— И грусти.
— Ссоры тоже.
— И патрули.
Нуар остановил на Ледибаг сосредоточенный взгляд:
— Одиночество.
Его Леди ответила таким же внимательным выражением лица.
— Жизнь.
«Поделитесь личной проблемой и посоветуйтесь с вашим партнером о том, как он/она справились бы с этим».
Этот допрос становился все сложнее, все запутанней, как будто намекая, что они уже подбираются к финалу. Но возможен ли на самом деле этот финал? Можно ли вообще завершить эту игру? Они уже успели забыть, с чего все началось. Наступит ли всему конец? Они больше не задумывались об этом.
— Тебе не обязательно спрашивать меня, Кот. — Нуар поднял на нее вопросительный взгляд. — Мне кажется, я знаю, о чем бы тебе хотелось получить совет больше всего.
— О, правда? — В их крошечный мирок снова ворвался Ведущий. Оба пленника вздрогнули, заслышав его голос. — Что ж, так будет даже интереснее! Вперед!
Точно, они не должны забывать о том, где находятся и что за всем эти стоит.
Но слушают их или нет, ответ Ледибаг от этого не изменится.
Она подняла на напарника взгляд.
— Тот Нуар, которого я увидела сегодня, отличается от того, кем я считала тебя до сих пор. Если честно, до сих пор ты казался достаточно легкомысленным, — она по-доброму усмехнулась, — но теперь я знаю, на самом деле ты очень ранимый человек. И раньше я бы никогда не подумала, что Кот Нуар ведет настолько замкнутый образ жизни. — Она смотрела прямо ему в глаза. — Ты не одинок, Кот. Помнишь, ты ведь сам рассказывал, что у тебя есть друзья, готовые выслушать и прийти на помощь? Может быть, тебе стоит чаще делиться с ними своими трудностями? Знаешь, близкие люди для того и нужны, — чтобы в нужный момент подбодрить. Я не знаю твоих друзей лично, но если бы я была на их месте, мне было обидно, что ты ведешь себя настолько закрыто. И если тебе когда-нибудь понадобится помощь, ну, или просто захочется с кем-нибудь поговорить, я хочу чтобы ты знал, — я тоже из числа тех людей, к кому ты можешь обратиться.
«Ответ одобрен!»
Какое-то время Нуар просто смотрел на нее. Ему нужно было переварить услышанное.
Только вот таймер не позволил ему раздумывать слишком долго.
— Прежде чем я отвечу, мне нужно кое-что тебе сказать. — Леди подняла глаза, готовая слушать. Но, как оказалось, она совершенно не была готова к тому, что он скажет. — Ты считаешь себя недостаточно храброй, но на самом деле настоящий трус здесь я.
— Кот?..
— Когда он показал нам… Когда это все случилось, я… — его глаза бегали. — Я почти не смотрел на стены.
Леди замерла и пораженно округлила глаза. Он не мог. Он же не мог, правда?..
— Я не смог заставить себя смотреть. Я смотрел только на тебя! Я видел только тебя!
И в тот момент видеть ее глаза было гораздо страшнее, чем следить за происходящим на стенах.
— Но ты… ты видела всё! Я думаю, именно поэтому эти серьги достались тебе, моя Леди. Потому что как бы тебе ни было страшно, ты все равно не отводишь взгляд.
Она не отводила и сейчас.
— Даже если то, что случилось с коллежем… даже если все это взаправду, я хочу сказать, что в этом не было твоей вины. А если кто-то и виновен, то я гораздо больше чем ты. Потому что с самого начала я был тем, кто отнесся ко всему несерьезно. Если тебе нужно кого-то винить, пусть этим «кто-то» буду я, но не ты.
Ледибаг качнула головой, смахивая слезы со щек.
— Ты знаешь, я никогда не смогла бы так с тобой поступить.
Их Камни Чудес одновременно звякнули во второй раз. Как будто одного таймера, вечно держащего в напряжении, было недостаточно. Леди вздрогнула, внезапная мысль почти оглушила ее. Если подумать, акуманизированный мог забрать их Камни Чудес гораздо раньше. Они были оба без сознания, совершенно беззащитные, и с ними можно было сделать все что угодно. Почему же он этого не сделал? Для чего заставил играть в эту игру? Может быть, ему и не нужны их Камни Чудес? Но если так… Что же тогда ему нужно?..
«Если бы вы должны были умереть в этот вечер, не имея возможности общаться с кем-либо, о чем, не сказанном кому-то, вы больше всего жалели бы?»
Красный.
Был ли за этими стенами по-прежнему их родной Париж? Было ли вообще за этими стенами хоть что-нибудь?
Леди внезапно ощутила, как новая волна истерики начинает подкатывать к горлу, она склонила голову и приглушенно заскулила. Этот вопрос как будто физически, по-настоящему ударил ее. Она клонилась к земле так, словно этот вопрос повис на ее шее серьезным грузом. Этот вопрос весил целую тонну, и, казалось, еще немного и он разломит ее пополам.
Испуганный голос Нуара звал ее, но она совсем ничего не слышала.
Сейчас больше чем когда-либо мешали кандалы, мертвенной хваткой удерживающие запястья. Мешала невозможность стереть ладонями слезы со щек. Мешала эта комната, из которой, как ей казалось, уже никогда не вырваться. Все это было похоже на исповедь. Как будто она уже давно мертва, а Бог решил испытать ее, чтобы затем решить, куда ее отправить: в ад или в рай? Или может быть, она уже в аду? Может быть, это место и есть ее личный ад, — такой, каким способен его вообразить ее мозг. Ее наказание за всех тех людей, которых она не смогла защитить. Ее личный бесконечный лимб.