«И моё сердце...остановилось, мое сердце...замерло!»
Аббат, видимо, читал молитвы, по крайней мере, я надеялся, что это они. Человек, лежащий на камне, не шевелился, он вообще не подавал признаков жизни, сие обстоятельство меня особенно встревожило.
«Чем подрабатывает этот богомерзкий аббат, хотел бы я знать! И что творится в этом лесу, святая Агнесса! Хм, еще чуть-чуть, и я тоже начну читать проповеди...»
Человек, лежащий на камне был очень худым, даже изможденным. Лицо хранило непроницаемое и чуть печальное выражение, оно было туго обтянуто страшно бледной кожей. Казалось, под ней нет ничего, кроме голых костей. Веки были прикрыты, тощие руки в ссадинах покоились на груди, одежда дано превратилась в лохмотья, тонкие губы потрескались и запеклись. Длинные каштановые волосы были ужасно грязны и спутаны. Мне невольно стало жаль беднягу.
Голос Рифкина зазвучал громче, прервав мои размышления, он словно наполнился новой силой. Я уже хорошо разбирал слова:
«И, может быть, ты не стала звездой в Голливуде...»
Это больше походило на стихи, чем на молитвы. Мне явственно представилась яркая звезда, мерцающая в ночи над неизвестным лесом. Но в стихах говорится, что никогда она не будет там сиять... Точно так, как, возможно, нет спасения для того, кто уже мертв, как этот человек? Я вроде бы начал понимать суть происходящего и вслушался внимательнее. Голос аббата понизился до свистящего шепота, но я всё же услышал:
«Я наяву вижу то, что многим даже не снилось, не являлось...»
Дальше шли непонятные слова.
«Уж не хочет ли аббат сказать, что является свидетелем чуда, способного ... поднять из мертвых этого человека?! Нет, всё-таки с трудом верится. Хоть Бог и всемогущ, но его ли сила используется Рифкином? Кроме того, я не могу утверждать, что несчастный действительно мертв, и всё же...»
Аббат шептал совсем тихо и быстро, на его носу отражалось неистовое пламя костра, то припадающего к земле, то вздымающегося ввысь, к самым высоким ветвям деревьев. Деревья собрались тесным кружком вокруг поляны, точно для того, чтобы скрыть её от взгляда постороннего.
Веки человека дрогнули - или это всего лишь блик? Может, это огонь расцветил его щеки розовым? Ночной ветерок колыхнул его волосы, приподнял край изодранного рукава,... нет, мне показалось. Все так же бледно и безжизненно его лицо, все так же неподвижны тонкие руки, святой отец по-прежнему исступленно читает молитвы-стихи, на его носу крупными каплями блестит пот.
Ну, вот и всё. И песнопения, и молитвы оказались бессильны. Аббат замолчал, с минуту печально постоял над телом, затем повернулся, сложил руки на груди и, согнув плечи, медленно направился к тропе.
Темно-синие глаза человека медленно открылись. Он с удивлением осмотрел сплетшиеся над ним ветки и повернул голову, прижавшись щекой к холодному камню. Чуть хрипловатым, но твердым голосом он промолвил:
Вы забыли четки, святой отец.В пяти шагах от меня тяжело рухнул аббат Рифкин, лишившись чувств от пережитого. Следом за ним по той же причине рухнул я.
Глава 9
Все мы жертвы...
Эрик Дрейвен
Катарсис глубоко вздохнул и перевернулся на другой бок. Разлепил веки и подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Вот уже видна противоположная стена, обитая деревом, масляная лампа...
«Боже! Где это я?!» - Катарсис быстро вскочил. Внезапно он вспомнил всё, что случилось ночью - пропажа Устюга, уход Борщего, фаргарапы... он невольно вскрикнул и прижал ладонь к глазам.
«Да, это действительно произошло. Тогда я, получается, в раю. Потому что на ад это место решительно не похоже. Как, впрочем, и на эдем. Ни там, ни там нет таких узорчатых ковров на стенах и пушистой шкуры на полу, мягкого желтого света лампы, ярко рдеющих угольев в камине, уютного дивана с круглыми оранжевыми подушками, на котором он очнулся, ...правда, окон тут тоже нет. Но это не самое страшное. Кому же принадлежит это наиуютнейшее место из всех, какие мне доводилось видеть? О, вот то, что мне нужно - дверь. И не заперта! Хм, мне здесь нравится всё больше! Сейчас пойдем и разузнаем, что все это значит...» - Катарсис выскользнул из комнаты, притворив за собой дверь. Она вела в темный коридор с каменным полом. Коридор показался Катарсису смутно знакомым, возможно потому, что походил на переходы его собственной «Мечты феодала». Было тихо, где-то капала вода, да выл ветер в трубах. Тусклый свет лился из двух узких окон, прорубленных в стене. Пейзаж, открывающийся из них - темные сонные холмы, квадраты полей и нахмурившееся рассветное небо, ничего Катарсису не говорил.
Две двери были с правой и с левой стороны, ещё одна - в конце коридора. Катарсис приоткрыл ту, что была по правую руку - кладовая, груды ящиков, старых тряпок и разнообразного железного хлама, покрытого чудовищным слоем пыли. За той, что слева - совсем маленькая темная комната с выцветшим синим ковром на полу, парой кресел и небольшим столом. В этой комнате не было на первый взгляд ничего примечательного.