— Кронпринц видит в нас старых маразматиков… — прокряхтел герцог Линкольн: несмотря на его возраст, Бернард устрашился бы такого противника в поединке. — Однако же мы как-то выиграли Великую войну. И если потребуется — выиграем новую!
Ламберт действительно смотрел на старую знать без особого почтения, это Бернард прекрасно знал. В таком конфликте ему не очень-то хотелось занимать какую-то сторону.
— В вас, Ваше Высочество, истинная надежда нашего поколения. — сказал сир Арчибальд Бомонт, хоть и был моложе большинства собеседников. — Зерна воспитания бароном Гаскойном взросли в вас прекрасными плодами.
— О да! — воскликнул граф Комблтон, отставив чашу и утерев усы. — Так жаль, что барон вновь не почтит столицу присутствием… Я, признаться, по нему скучаю. Столь многое хочется вместе с ним вспомнить!
— Есть что вспомнить. — согласился герцог Линкольн. — Но уверен: большинство тех историй Бернард помнит лучше нас, пусть по пересказам барона.
Все люди в гостиной титулами были много выше, чем барон Гаскойн: тут и виконт присутствовал лишь один, прочие же — из родов графов, маркизов и герцогов. Но все, едва заходила речь о лорде Вудленда, не скупились на хвалебные эпитеты и теплоту слов. Величина титула не всегда важнее, чем качества его владельца. Далеко не всегда.
— Увы… — начал Бернард. — Барону непросто было бы осилить такую долгую дорогу. Вудленд слишком далеко. К тому же положение в нём непростое: можно сказать, там война не заканчивается вовсе. Надеюсь, никто не сочтёт отсутствие барона среди нас оскорблением. Сам мой отец относится к этому с пониманием.
— Ну что вы, Ваше Высочество! Какое тут может быть оскорбление…
— Я сам давно хочу навестить старика в Вудленде. — заявил герцог Линкольн. — Но всё никак не получается. Увы, мои земли тоже не столь спокойны, как хотелось бы. Ереси сделалось много.
Бернард знал, сколь серьёзно герцог относится к проблеме ереси и мракобесия в своих землях — и подумал, что в этом вопросе они с бароном точно не найдут общего языка. Но лучше было об том не упоминать. К счастью, тема не получила развития: остальных почтенных пэров и рыцарей религиозные вопросы занимали поменьше, чем Линкольна.
А вот на Ламберта старшее поколение сетовать продолжало — пусть предпочитало при Бернарде на высказываться слишком прямо. Однако юный принц ощущал укор брату в похвалах себе. Впору было задуматься: какие же речи звучат в этом кругу, когда люди королевской крови не слышат? С другой стороны, успокоил себя Бернард, его брат дружен с наследниками половины собравшихся. Да и потом, неспроста же отец решил воспитать своих детей столь по-разному? В этом точно был план, а герцог Линкольн верно отметил: что ни говори о стариках, но войну они выиграли. Без умения мудро строить планы это невозможно.
Тем не менее разговор становился Бернарду не очень-то приятен. Потому он весьма обрадовался появлению в гостиной другого старика: королевского шателяна Тунора.
— Ваше Высочество! Обыскался… Вы бы матушку проведали. Скучает.
Тунор был происхождения невысокого: до войны отец его владел всего-то одной деревенькой на океанском побережье, название которой сам шателян теперь припоминал с трудом. Как многим прочим, подняться ему помогла война. Тунор ходил в ту знаменитую атаку при Тагенштайне — и пусть вернулся с войны на одной ноге, зато обрёл почётную должность.
Он остался человеком простым и с особами королевского рода говорил по-простому.
— Конечно, Тунор! Спасибо!
Прекрасный предлог, чтобы поспешно уйти, никого тем не обидев. Бернард покинул гостиную, поднялся на два этажа по винтовой лестнице, быстро прошагал знакомым коридором — по одну сторону которого играли в лучах солнца витражи, а по другую было развешано трофейное оружие.
Так совпало, что к матери он вошёл одновременно с Ламбертом, явившимся с другой стороны замка. Кронпринц был весел и, хоть времени едва за полдень — уже явно нетрезв. Но мать этого, похоже, не заметила.
— О, детки мои! Ну идите же сюда!
Любимая мать, верно, всякому кажется красивой — но Бернард считал объективным собственное впечатление о том, будто королева Вилда выглядит моложе своих средних лет. Извечно отмечали, что принцам почти ничего не досталось от внешности отца. Бернард и Ламберт уродились такими же белокурым и голубоглазыми, с теми же выразительными скулами и каким-то вечным лёгким прищуром. Обыкновенно считают, что лучше бы сыну походить на отца: но не беда и обратное, если мать такая красавица.
Королева нынче оделась не для выхода к подданным: в довольно скромном платье, вовсе без драгоценностей и с простой причёской. Ламберт был одет стократ ярче неё.
— Ну идите же!
Противиться принцы не стали. Королева заключила в тёплые объятья обоих сыновей разом.
— Так редко вас вместе вижу… Всё порознь пропадаете!
— Тебе кажется. — мягко возразил Ламберт. — Я весьма забочусь о братике. Стараюсь приучить его ко двору.
— Это правда!
— Ну и славно! — Вилда поцеловала в щёку сначала Ламберта, а затем Бернарда. — Я очень хочу видеть деток дружным, пусть выросли вы далеко друг от друга.
Несмотря на два десятка лет в Стирлинге, Вилда по-прежнему говорила с сильным норштатским акцентом. Бернард запомнил такой говор у рыцарей, приезжавших год назад на турнир. Никто в этом, кажется, не видел ничего плохого — скорее находили милой особенностью.
— Приезжай в следующий раз на охоту: увидишь, как мы дружны. — предложил Ламберт с явным лукавством: он понимал, что Вилда откажется.
— Не стану мешать вам развлекаться, дорогие. Поверю на слово. Охота… не для меня дело, знаете ведь: совсем не терплю крови. Жаль, что мужчины себе того же позволить не могут.
Бернард вспомнил: буквально теми же словами отказывалась когда-то составить ему компанию на охоте Адель Гаскойн. Стало немного грустно.
— Но я задумала кое-что другое! — сказала Вилда, наконец выпустив сыновей из рук. — Вам это понравится. Скоро ведь день вашего рождения, не забыли?
Бернард с Ламбертом родились в разные годы — но, по чудесному совпадению, в один день. И помнили об этом, разумеется.
— Пусть даты не круглые, но мы так давно толком не отмечали это все вместе… Я уже уговорила короля: будет большой турнир! Крупнейший с конца войны. Созовём не только всех рыцарей Стирлинга, но и заграничных. Из Норштата приедут, из Лимланда. Надеюсь, из Тремоны тоже.
— О, ещё одна славная победа для Тиберия! — усмехнулся Ламберт.
Его мало интересовали турниры сами по себе, но когда речь шла о собрании знатных иностранцев — кронпринцу делалось интересно, безусловно.
— Зачем же вновь для Тиберия… быть может, и Бернард наконец блеснёт? Ведь барон прекрасно тебя подготовил, правда?
Нажил Бернард кое-какой турнирный опыт в Вудленде, однако идея явить свои рыцарские навыки свету на таком грандиозном событии вызвала в нём лёгкую робость. Которую, впрочем, вполне удалось и скрыть внешне, и быстро подавить внутри.
— Я выступлю, конечно! — заявил он.
— А я, конечно, воздержусь. — сказал кронпринц. — Но поболею за братика. И даже поставлю на него!
— Молодцы! Вы уже обедали?
— Нет.
— Не-а.
— Извольте трапезничать с нами, пожалуйста. Отец желал о чём-то поговорить, государственные вопросы… а мне просто будет приятно. Нынче состряпали такую гусиную печень — о, вы даже не представляете, я от запаха чуть не умерла. Это гуси Комблтона, лучшего откорма. А маркиз Бомонт привёз вино его прекраснейшего за десять лет урожая. Вам понравится!
В еде матушка знала толк: просто удивительно, как при таком гурманстве оставалась безупречно стройной. Стирлинг — не Балеария, которой двадцать лет правит королева. Вилда всегда была избавлена от чего-либо, не связанного с прелестями придворной жизни. Балдуин как принял на себя ношу судеб королевства, так и нёс её по сей день совершенно безраздельно, лишь кое с кем из пэров советуясь. Но стоило отдать должное: двору Вилда была прекрасной хозяйкой.