Хороший вопрос. Зачем же ты это сделала, Фобия?
— Это было спонтанным решением, — уклончиво проговорила она. — Оно просто возникло, когда я обыскивала ваш домик.
Еще одно «зачем» почти сорвалось с его губ, но Крест вовремя вспомнил о том, что он в этом лагере вроде бы главный, и вообще ему много столетий. Удивляться дважды в одном веке было ему несвойственно.
— Ну ладно, — неожиданно покладисто произнес он, спрыгнул со стола и пошел прочь.
Фобия тоже вскочила.
— Вы выбросите ловушку, правда? — ненавидя себя за невольно заискивающий тон, спросила она у удаляющейся широкой спины.
Крест остановился, оглянулся на нее.
— Нет, — коротко ответил он.
— Пожалуйста. Ваши кошмары… Они невыносимы.
— Я знаю, — злорадно ухмыльнулся он.
— Вы не должны навязывать их другим людям.
— Я? Навязывать? Грин, ты ничего не перепутала?
— Я заколдую вас, — мрачно пообещала она. — Я умею. Вы видели.
Он засмеялся.
— Какая нелепая и самоуверенная пора — молодость. Это не ты умеешь. Это не твоя сила. Но так и быть, девочка, пользуйся ею. Считай, что она идет бонусом к ночным кошмарам.
И мерзавец ушел удивительно легкой, несвойственной ему походкой.
А Фобия ощутила, что ее придавило каменной плитой.
Она никогда не была ябедой. Может просто потому, что прежде ей некому и не на что было ябедничать. Однако перспектива провести еще одну ночь с воспоминаниями — а это были именно воспоминания, а не просто бред воспаленного разума — Фобию пугала больше, чем то, что о ней подумают.
Нянюшка Йокк сбивчивую речь выслушала невозмутимо, не выпуская из рук своих спиц.
— Какая у тебя добрая душа, — восхитилась она, когда Фобия замолчала. — Наконец-то мальчик по человечески выспится.
Больше просить о помощи было некого.
Конечно, Фобия под шумок наведалась еще раз в домик Креста, но обнаружила под подушкой только тетрадный листок с нарисованным кукишем.
День покатился своим чередом. Уроки, корова, прогулка с Антонио перед отбоем.
Ближе к ночи Фобия уселась на крылечке их домика с Несмеей и твердо решила воздержаться сегодня ото сна.
Пролетела мимо зловредная Цепь.
— Звонили родители Ханны Грин, — сообщила она с явным удовольствием. Фобия вспоминал беспроводной телефон на столе, стоящем посреди поля, — Ругались с Соло. Просили вернуть их малютку-дочку домой. Соло их успокоил.
Фобия не сразу сообразила, кто такой Соло.
Надо же, родители Ханны Грин. Как будто у них только одна дочь. Противная, противная Цепь.
Фобия так и уснула — привалившись спиной к стенке домика. А проснулась — вернее выпала из липкого удушья одиночной камеры — на рассвете. Долго мотала головой, не в силах сообразить, кто она, где она.
От холода руки и ноги тряслись.
Как там было? Чужая сила бонусом к чужим снам?
С трудом сконцентрировавшись на этой мысли, Фобия встала, пошатываясь побрела к лагерю. Остановилась в нескольких метрах от домика Креста, ухватившись рукой за дерево. Сосредоточилась на своей ненависти, на своей злости.
Ненависть — самое сильное чувство на свете.
Домик вспыхнул поначалу слабыми язычками пламени по периметру. Огонь с голодной похотливостью прильнул к деревянным стенам.
Лагерь спал. Почему-то не взывала сирена. Не выбежала Сения Кригг с прыгающим на голове пучком рыжих волос. Не появился даже вездесущий Оллмотт.
Лагерь спал. Домик горел. Крест так и не показался. Слишком крепко уснул без своих кошмаров?
Фобия испугалась. Попыталась потушить домик силою мысли, но ненависть покинула ее душу, и ничего не получалось. Логичнее всего было закричать о помощи, что она и сделала во всю мощь своих легких. Но домик горел так быстро, а народ все никак не просыпался и не просыпался.
Страх воды.
Страх огня.
Страх упасть в открытую могилу.
Страх сойти с ума.
Страх близкого присутствия — не ближе, чем на метр, пожалуйста.
Страх черной масляной краски.
Страх быть затоптанной стадом антилоп.
Черт бы побрал это лагерь!
Она не сразу поняла, почему огонь стал так близок. Оказалось — Фобия уже возле самого дома. Оказалось, лицо ей обжигает исходящий от пламени жар. Оказалось, что она уже совершенно не может размышлять здраво.
Подвывает от ужаса — огня? Убийства Креста? Она не хотела, не хотела! Он должен был проснуться. Просто обязан.
Чьи-то руки перехватили ее на самом крыльце.
— Идиотка!
Она еще и вырывалась — там же Крест! Там же огонь! Она не убийца. Убийца — это Цепь. Она нет. Ни за что.
И только потом сообразила, кто именно тащит ее прочь от горящего домика.
— Идиотка.
И тишина, поглотившая лагерь, лопнула. Захлопали двери. Зазвенели голоса.
Фобия громко рыдала, вцепившись скрюченными пальцами в майку Креста.
Он стоял неподвижно, даже руки опустил, не удерживая ее. А она все не могла выпустить ткань его майки, перестать плакать, вспомнить, что нужно испугаться такой близости.
— Я не могла, — бормотала Фобия. — Это не я. Это что-то другое. Как будто кто-то управлял мною. Я не могла!
— Бывает, — недружелюбно ответил он. Высвободил свою одежду и сам отошел в сторону.
С громким треском обрушилась крыша домика. Крест сделал быстрое движение рукой, будто что-то бросая в огонь.
Ловушку для снов, поняла Фобия и заплакала еще сильнее — уже от облегчения.
— Что ж ты такая никчемная, Грин, — вздохнул Крест. — Где твоя сила воли? Три ночи. Всего три ночи. И ты уже не творишь черте-что. Ты уже не принадлежишь себе.
— А кому?
— Не поняла?
Он посмотрел на нее. В отблесках огня Крест казался еще более мрачным, чем обычно. И на секунду Фобии показалось, что сквозь полуседую щетину проявляется другое лицо — властное, некрасивое. Лицо мертвого Наместника.
Глава 8
На утреннюю тренировку она опоздала, и у нее было такое лицо, что Крест сразу отошел от псевдомагов, махнув им рукой, мол продолжайте в том же духе, уроды, и быстро подошел к Фобии.
Она была совершенно белой, глаза наливались безумием, губы тряслись.
— Что такое, Грин?
— Он… он во мне. Я ощущаю его. Этот ваш гребаный мертвый Наместник! Это ведь его была магия? — она кричала, и ей было все равно, что на них стали оглядываться. — Вытащите его из меня! Пожалуйста!
Крест ругнулся, схватил ее за руку и потащил подальше от учеников.
Она почти бежала за ним, поминутно спотыкаясь, и ей было плевать, что Крест держит ее за руку. Какой там к черту метр свободного пространства, когда чуждое существо копошилось внутри нее, бродило по уголкам сознания, оглядываясь подобно новоселу, въезжающему в новый дом. Вот сюда мы поставим диван, а здесь будет телевизор!
Осьминог ее паники даже не пытался поднять голову. Какие там выплески, не до них сейчас. Сейчас — надо упасть на колени перед Крестом и умолять. И тогда, может быть, он сжалиться над ней и освободит от всего этого.
— Почему я?
Их торопливое бегство от ненужных свидетелей закончилось на какой-то полянке. Фобия, все еще в майке и шортиках, в которых пыталась спать, но вместо этого всю ночь тонула в кошмарах, без сил опустилась на землю.
— Неужели Наместнику мало вас?
— У тебя есть сердце, — ответил Крест.
Он сел на траву перед ней, скрестив ноги, и крепко ухватил ее за руки.
— Грин, посмотри на меня, — твердо сказал он. — Да чтоб тебя слопы съели! Посмотри на меня, Фобия. Дыши. Нам нужно поговорить.
Она смотрела. Выцветшие глаза Креста были… в них было сочувствие?
— Я не смогу вытащить его из тебя, — медленно сказал он. — Мертвый Наместник решил, что ему нужна другая сила. Сила, которой у меня давно нет, да и не было никогда. Ты забралась в мои сны, а это его территория. Я не мог предугадать, что он начнет использовать тебя.
— И что же теперь? — всхлипнула Фобия. Твердость его рук дарила некую иллюзию надежности. Надо же. Никогда бы она не могла подумать, что прикосновения к другому человеку будут наполнены таким драматизмом.