Все свои силы, писал Юлиус Пайер в некрологе, напечатанном в венской «Новой свободной прессе», все свои силы Вайпрехт отдал осуществлению одной мечты – мечты о цепочке наблюдательных станций вдоль Полярного круга, мечты о международных исследованиях, о чистой науке.
Тщание, с коим он стремился к своей высокой цели, непосильно для одного человека. Это была борьба без подсобных средств, без надежды.
Почти ровно семь лет назад, продолжал Пайер, он вместе с несколькими товарищами возвращался к «Адмиралу Тегетхофу» из первого санного похода через новооткрытую землю и выслал вперед кочегара Поспишила, обморозившего руки, все они были тогда вымотаны до предела, а спасительного корабля еще не видно, до него еще многие мили сквозь мрак…
И вдруг я увидел среди торосов идущего ко мне Вайпрехта; белая фигура, борода, волосы, брови, одежда – все заледенело, шарф, закрывающий рот, примерз к лицу.
Вайпрехт, один во льдах, без шубы, без ружья, в безумной тревоге за товарищей, – этот миг неизгладимо запечатлелся в его памяти.
Всё, почти всё теперь только в памяти. Когда сухопутный начальник писал некролог усопшему другу и давнему товарищу, новая земля уже не имела ни малейшего значения и отошла в прошлое, поблекла картина ликующего города, что в сентябре 1874 года ждет украшенный зелеными гирляндами, флагами, транспарантами и цветами поезд особого назначения, который везет домой полярников, первооткрывателей, покорителей льдов и завоевателей Новой Австрии. Помимо военных, политиков и аристократов, на перрон пропускают лишь тех, кто может предъявить как минимум большой орденский крест; а затем герои, сидя в экипажах, не один час одолевают путь от Северного вокзала до центра.
Вновь и вновь прокатываются вокруг экипажей волны восторга и крики «ура». Экипаж, в котором находились начальники экспедиции, был украшен большими лавровыми венками, врученными полярникам еще по дороге в Вену. Дамы бросали цветы, и как для начальников, так и для матросов бурная, непосредственная радость и упоение венцев явились, судя по всему, приятной неожиданностью. От Северного вокзала экипажи буквально шагом проследовали по Нордбанштрассе до Егерцайле. Толпа заступала дорогу лошадям, отказываясь пропустить кортеж, огромное море из сотен тысяч людей, которые ждали прибывших на всем пути отсюда до самого сердца города, расступалось лишь с большою неохотой. На улицах было черно от народа, из всех окон глядело множество лиц, со всех сторон – приветственные возгласы и машущие платки. Кое-где возникала давка, поистине опасная для жизни. И это не преувеличение, если учесть, что во встрече участвовало четверть миллиона человек. От Пратерштрассе кортеж проследовал через мост Аспернбрюкке к воротам Штубентор. Там экипажи с матросами свернули влево на Ландштрассе и Хауптштрассе, направились к дрееровской пивной, арендатор которой, г-н Отт, радушно предоставил им жилье и стол… Офицеров же повезли от Штубентор по Волльцайле и Ротентурмштрассе, через площадь Штефансплац, через Грабен, через Богнергассе и площадь Ам-Хоф к празднично разукрашенному отелю «Римский император», где для них приготовили квартиры. До самого отеля их беспрерывно сопровождали все те же радостные знаки восхищения публики. В тесном Старом городе и прием сделался задушевнее, теплее. По сравнению с неисчислимыми массами на Ринге и на Егерцайле здешние узкие и плотные шпалеры напоминали огромную семью, которая торжественно встречает родных. Старые стены патрицианских домов как бы ожили; из всех окон неслись крики «ура» и здравицы, реяли белые платки, звенели слова привета, а балконы прогибались от великого множества хорошеньких женщин.
«Новая свободная пресса»,
26 сентября 1874 г.