Со свадебной фотографии, выставленной на стол перед глазами, мужу улыбалась Лариса. Беззаботная и счастливая, она еще не знала, что через пять месяцев их мечты оборвутся резко и жестоко. Мысленно он просил у нее прощения.
Так будет лучше.
***
Звонки покойной жены стали для него наваждением, наркотиком. Сутки напролет бродя как сомнамбула, он жил пятью минутами вечера, когда из смартфона звучал ее голос. Забывал, что делал несколькими часами ранее. Не замечал, что ел на завтрак и какую рубашку сегодня надел. Коллеги на работе ворчали на его рассеянность, но относились с пониманием, за спиной жалея: «Хороший мужик. Сопьется ведь». Кто-то из сердобольных женщин предлагал помощь. Андрей, после девятидневья не бравший в рот ни капли, виновато оправдывался и отнекивался, а сам в этот момент думал только об одном — позвонит или нет? Звонила.
Каждый разговор начинался как с чистого листа. Лариса не помнила, о чем они говорили вчера. Не догадывалась о своей смерти. Точно временная аномалия связала через их телефоны настоящее и пасмурный октябрьский вечер.
Поначалу Андрей отчаянно пытался предотвратить трагедию. Но все предупреждения жена встречала либо легкомысленным, обращающим их в шутку смехом, либо, если он был уж слишком настойчивым, раздражением и вопросом, не перебрал ли сегодня дорогой муженек.
В конце концов, он успокоился и, уже не вслушиваясь в смысл слов, наслаждался звуком ее голоса, украденными у вечности мгновениями… стараясь не думать, как через пять минут беспечную болтовню оборвет вой клаксона, визг тормозов, глухой удар и мерзкий хруст. Костей? Пластмассы?
ДТП. Рядовое скучное ДТП, погибнуть в котором до нелепости обидно. Лариса после работы решила заскочить в кондитерскую через дорогу: прикупить тортик к чаю. Тогда она позвонила уточнить, не хочет ли Андрей еще каких-нибудь вкусняшек. Дразнилась, что у нее есть отличная новость, которую они обязательно должны отпраздновать.
Синий ниссан притормозил перед пешеходных переходом, а несущийся на полной скорости серебряный опель во втором ряду — нет.
***
Восемь-десять. Вибрирующий на столе смартфон, казалось, раскалился — обожжешься, если тронешь. Охрипший динамик умолял ответить. Потом требовал. Угрожал, если немедленно не примут вызов, случится ужасное.
Андрей сжимал несчастную игрушку с такой силой, что еще немного, и набивка прорвала бы швы на глупой морде с глазами-бусинками и полезла наружу. Сегодня он отнес на помойку два пакета с остатками Ларисиных вещей — тех, что не разобрали родственники и отказались взять в церкви. Неужели ему не хватит мужества сделать последний шаг?
***
— Отпусти! Ей плохо там. Больно. А тебе плохо здесь! Пока связь между живыми и мертвыми не разорвана, души — ни твоя, ни ее — не обретут покой.
И с чего эта девчонка-цыганка решила прицепиться именно к Андрею? Ждущему трамвай неопрятному работяге в грязной телогрейке и опухшим лицом, с которого-то и стрясти нечего?
Паршивка все испортила. Или, наоборот, открыла глаза.
«Больно. Мне больно».
Каждый вечер Лариса по-прежнему оживлено, не подозревая об ожидающей ее участи, обсуждала пирожные, подруг и коллег, дразнила секретом, который уже не расскажет, а он за ее трепом о мелочах слышал пробирающий до нутра сип, когда она безуспешно пыталась втолкнуть воздух в пробитые ребрами легкие.
«Мне больно».
Раз за разом, ночь за ночью она умирала на той проклятой мокрой от дождя обочине из-за его эгоизма, из-за нежелания смириться, принять жизнь без любимой.
Осознав это, Андрей собрал волю в кулак и решился отпустить ее.
***
Пять минут. Мужчина не выдержал, потянулся к смартфону, но не успел ответить, как экран погас, и на мир обрушилась тишина.
Вот и все.
Сто двадцать семь, девятнадцать, две восьмерки. Он был уверен, что больше никогда не увидит этот номер. В окна светили уличные фонари. За спиной гудел холодильник. Через стенку привычно лаялись соседи, плакал ребенок.
В душе воцарилась пустота, и вместе с тем с плеч сняли огромный груз, будто он пошел на поправку после долгой затяжной болезни. Кухня неожиданно стала знакомой и уютной, и даже уроненный в кофейную лужу медвежонок показался не таким уж уродливым. Андрей еще минуту смотрел на улыбающуюся фотографию вечно юной жены, а потом опрокинул ее лицом вниз.
Покойся с миром.